Василий Сорокин - Друзья Карацупы

Но вдруг все переменилось. Озлобленного и вместе с тем дрожащего Фадея на очередном допросе следователь встретил любезной улыбкой. Поставил горячий чай. Фадей осторожно прихлебывал из фарфоровой чашки и трусливо размышлял, чтобы это могло значить.

В отличие от офицера на передовой, который первым допрашивал Фадея, гестаповец говорил на русском языке почти без акцента. Голос у него был тих и вкрадчив.

— Вы напились? Вы довольны? — рыбьи глаза улыбаются и тут же цепко прощупывают с головы до ног.

— Побаловался чайком, спасибо и на добром слове, — отвечает Фадей, стараясь казаться и говорить проще.

— Отлично. Теперь мы с вами побеседуем, не торопясь. Время у нас есть. — Гестаповец достает пачку папирос, угощает Фадея, закуривает сам. — Мы навели справки. Через Мильцера, твоего начальника, — без видимой причины переходит на «ты» следователь. — Он тоже ранен и вывезен на самолете.

Лицо Фадея просияло. Наплевать на Мильцера, а все-таки молодец, ей-богу! Сам выкрутился и мне помог.

— Спасибо, господин…

— Макс Гросс, называй меня так.

— Спасибо, господин Макс Гросс. Век вам этого не забуду.

Гестаповец поднял палец вверх:

— Век — слишком большой срок. Сто лет в наше время не проживешь… А ты не проживешь даже месяца, если забудешь нашу заботу о тебе.

С полминуты гестаповец смотрел на Ашпина, не мигая, потом сказал:

— Пойдете в партизаны.

Глаза у Фадея округлились.

— В партизаны?! Это как же?

Следователь осуждающе покачал головой:

— Не притворяйтесь, Ашпин. Опыт у вас есть уже. Я имею в виду ваше сотрудничество с нашей армией. Сейчас будете работать в гестапо. Разницы нет. И там, и здесь вы служите нам. — Гросс затянулся папиросой, потом, словно согласия Ашпина вообще не требовалось, продолжил: — Ваша задача такая. В течение месяца вы обязаны узнать связи партизан с подпольщиками Львова. А теперь… готовьтесь к расстрелу.

Фадей вздрогнул и побледнел. Гестаповец нахмурился.

— Спокойно, Ашпин! Никто вас не расстреляет. Нужен маскарад. Мы вывозим в лес на расстрел двадцать человек. Среди них один из партизанского отряда. Но он нем, как рыба. Или на самом деле мало знает. Ни одной явки, ни одного имени не вырвали. Возьмем хитростью. Так вот, выводим группу в лес, вы подаете команду и вместе с партизаном бежите.

— А остальные?

— Бегут, понятно, и остальные. Об этом договоритесь заранее. После крика — врассыпную. Охрана поднимает пальбу. Восемнадцать расстреляны при попытке к бегству, двоим посчастливилось уйти.

— Эти двое — я и партизан?

— Вы удивительно догадливы. Да, вы и партизан.

И еще, может быть, пощадим двоих — для отвода глаз. Четверо мучеников прямо из-под пули.

— А что это даст? — спрашивает Фадей.

— Сколько волка не стреляй, он все в лес глядит, — по-своему переиначивает поговорку гестаповец. — Так и партизан. В отряд пойдет, куда же еще. Тут вы и пустите слезу. Возьмет с собой, никуда не денется. Нравится вам маскарад? Ну?

Это «ну» означало — решай: либо к нам, либо…

Ашпин заторопился:

— Конечно, нравится! Опасно, слов нет, но ведь хитро задумано! И синяки, и рубцы мои тут пригодятся. У кого же возникнут сомнения? Из могилы, можно сказать, вышел вместе с ним… Только, чтоб не подстрелили, — с опаской произнес Фадей. — Хоть и врассыпную кинемся, а как начнут очередями…

Гестаповец успокоительно помахивает рукой:

— Бегите за партизаном, не спускайте с него глаз. Остальное пусть вас не беспокоит. Не бойтесь, не подстрелят.

Полгода Фадей верой и правдой служил гестаповцу. Удалось-таки ему разнюхать насчет связных и в конечном счете провалить явку. Через полтора месяца он скрылся из партизанского отряда и явился к Максу Гроссу. Свой рассказ Фадей сдобрил хорошей порцией лести: «Господин Гросс очень и очень проницателен. При побеге нас двоих (а всего четверых) и в самом деле не убили. Я в конце концов попал в лес, зарекомендовал себя в первом же бою, не пощадил живота, как и советовали вы, господин Гросс».

Но Гросс остался недоволен.

— Плохо, что сбежали. Надо было свое исчезновение обставить иначе: пасть в перестрелке с нами, например, сделать вид, что вы убиты. Партизаны отходят, вы остаетесь.

Кроме того, когда через неделю Фадей привел карательный отряд на высоту, заросшую буком и ясенем, партизан там не было. Ашпин, по-собачьи заглядывал гестаповцу в лицо, пытался объяснить: неделя — большой срок, долго готовилась операция.