Луи-Поль Боон - Моя маленькая война

Морис рассказывает, что, когда загорелся дом, американский солдат-негр, стоя на самом верху лестницы и ни за что не держась, вытащил из объятого пламенем окна двоих детей, потому что американским неграм НАПЛЕВАТЬ НА ВСЕ, восторженно говорит Морис.

А совсем другой человек рассказал мне о том, что негритянских солдат разместили на крестьянской ферме, откуда родители предусмотрительно отправили двух молоденьких дочерей, тогда негры изнасиловали старую хозяйку, так что она тут же испустила дух. И все это потому, что неграм НАПЛЕВАТЬ НА ВСЕ, они настоящие бандиты, сказал он.

Когда я заговорил с одним из полицейских, он признался мне, что боится регулировать движение на пересечении бульвара и Брюссельского шоссе, потому что неграм НАПЛЕВАТЬ НА ВСЕ, заявил он: «Когда-нибудь они меня задавят!»

Наша юность прошла между двух войн, мы боготворили Ромена Роллана — совесть Европы, вечерами во время демонстраций кричали: «Нет-войне!», украшали свои комнаты гравюрами Мазереля [32] Мазерель, Франс (1889–1972) — выдающийся бельгийский художник и график, автор антивоенных и острых социально-критических графических серий «Крестный путь человека», «Город», «Пляска смерти» и др. (чаще всего это была гравюра, на которой изображен юноша со связанными за спиной руками, он стоит у кирпичной стены перед расстрелом и, высоко подняв голову, смотрит на что-то, чего Мазерель не изобразил). В кинотеатре, когда показывали «Солидарность» Пабста, [33] Пабст, Георг (1885–1967) — австрийский кинорежиссер, сыгравший значительную роль в развитии прогрессивного кино 20-30-х годов; автор фильмов «Трехгрошовая опера», «Западный фронт» и др. мы оглушительно стучали ногами об пол (особенно в тот момент, когда немецкие и французские шахтеры пробивали перемычку, разделявшую их под землей, спеша на выручку друг другу), и о нашей юности мы говорили, что это была самая прекрасная юность, какую только можно себе представить…

Именно потому, что мы не теряли мужества и оставались юными в те трудные далекие годы, у нас должно хватить мужества сохранить юность поколения, которое расцвело во время этой последней войны. Сегодняшние девушки курят сигареты, одну за другой, пьют виски и без стеснения говорят парням, что предпочитают дождаться томми. [34] Так во время войны называли английских солдат. А парни с длинными, слегка согнутыми в коленях ногами носят слишком длинные жилеты и слишком короткие и узкие брюки. В течение четырех лет их единственной пищей был пайковый хлеб. Они пережили бомбежки, говорят о погибших с такой же простотой, как об опавших листьях, и танцуют, танцуют, танцуют без конца. Минтье в пять шагов облетает всю танцплощадку, но на то у нее и такие ноги — молодые и стройные, хотя она выросла, стоя в очередях за угольной мелочью и селедкой, невзирая ни на какую погоду — солнце, дождь или ветер. О, они прекрасно знают: за все удовольствия, которые они хотели бы доставить друг другу, надо платить. Они сидят в кафе, где вместо сливочного мороженого подают суррогат. Они ходят в кинотеатры, где вместо фильмов Пабста и Эйзенштейна показывают приключения удивительного немецкого барона Мюнхгаузена в натуральных цветах фирмы «УФА», и им это ужасно нравится. Им нравится свинг и нравятся немецкие фильмы, где много вальсируют и объявляют свинг варварским танцем, — все дело в том, что они не дают себе труда задуматься, они принимают все, что бы ни предлагала им жизнь, и мужественно остаются сидеть в зрительном зале, когда на белом экране появляются танцующие красные буквы: «Тревога!»

«Тревога!» — равнодушно сообщает парень девчонке, сидящей рядом, как будто она не прочла надпись сама.

Но если вы захотите жить одной жизнью с этой молодежью, я должен предупредить вас, что в некоторых отношениях она чересчур расчетлива. Она не может существовать без хотя бы крошечного проблеска романтики, но, желая обрести ее, она не преминет поинтересоваться: «А сколько это будет стоить?»

То, о чем мы мечтали в нашей юности, кажется ей смешным. Но мы не должны из-за этого прятаться в свою раковину, ибо самая упорная борьба, которая ведется в жизни, — это в конечном счете борьба за то, чтобы никто никогда не испытывал горечи.

На улице останавливается грузовик с немецкими военнопленными, и все спешат к ним с хлебом, сигаретами и мясом, за которое Бельгии еще придется дорого заплатить Америке, а все те, кто работал в Германии, говорят с ними по-немецки, чтобы показать, что они… а что именно?.. Ах, им в грузовике, наверное, холодно и, уж конечно, хочется есть… Рядом с грузовиком стоит бельгийский солдатик, который сопровождает военнопленных. Он не получает ничего — ему, очевидно, не холодно и есть не хочется. А когда разносится слух, что масла теперь выдавать станут меньше, а шоколада совсем не будет, все говорят с возмущением: