Альберт Мальц - Крест и стрела

Вилли немножко смущало, что он так расхвастался, но он делал это нарочно. Времени, чтобы произвести на Руди впечатление, было мало, а он знал, что юноши всегда относятся с уважением к физической ловкости.

— Ты бы посмотрел, как Вилли делает фокус с носовым платком, — с гордостью подхватила Берта.

— А как это? — спросил Руди.

Прикусив свиной хрящик кривыми передними зубами, он с любопытством уставился на Вилли.

— А, это просто, — сказал Вилли. — Платок кладется на пол, потом надо постепенно сгибать колени, руки выбросить в стороны и поднять платок зубами. Понятно? Это каждый может.

— Покажи ему, Вилли! — воскликнула Берта. — Ему будет интересно.

— Конечно, — подтвердил Руди.

Вилли засмеялся.

— Если я стану показывать этот фокус, набив живот свининой, знаете, что будет? Уж лучше не просите. Разве попозже.

— Хорошо, — сказал Руди, — вы покажете мне потом. Если это легко, я хотел бы научиться.

— С такими мускулами ты за пять минут научишься, — с чувством сказал Вилли.

— Ладно, — сказал Руди. — Так не забудьте же… Эй, мама! Ты что, жалеешь картошку? Смотри, у меня пустая тарелка! Разве так встречают защитника отечества?

Он весело засмеялся. Ему тоже было хорошо. Хмель приятно бродил у него в желудке, и, сидя во главе стола, где всегда раньше сидел его отец, он чувствовал себя почти королем. Он никогда и не думал, что ему придется занять место хозяина фермы в таком раннем возрасте. Жаль, конечно, что умер отец, — Руди любил его, — но стать землевладельцем в девятнадцать лет, разве это не здорово?

— Что ж, Вилли, — ухмыльнулся он, — сперва надо решить первый вопрос. А вопрос такой: что появилось сначала — яйцо или курица? — Он громко захохотал. — Мама, как ты думаешь, он знает? Подложи-ка еще свинины. Что ты скаредничаешь?

— А тебе, Вилли, — спросила Берта, — дать еще свинины? И луку?

Вилли, вздохнув, покачал головой.

— Я, кажется, скоро лопну, Берта. Наверное, целую неделю не смогу работать. Уже лет десять я так не ел.

— Вуаля! — сказал Руди ни с того ни с сего. — Вуаля, вуаля! Мама, открой-ка еще бутылочку. — Он повернулся к Вилли. — Ваш сын убит, да?

Вилли кивнул.

— Мама говорит, он получил Железный крест.

— Да, в Норвегии. Он был парашютистом.

— Ого! — почтительно воскликнул Руди.

Вилли выпил свой стакан до дна. Лучше бы Руди не заговаривал о его сыне. У него заныло где-то внутри. Он вспомнил то утро, когда он стоял со своей невесткой перед ораторствующим полковником. И тогда он чувствовал то же, что и теперь, — не гордость, а боль… боль и злость.

— Слушай, мама, — Руди внезапно огляделся вокруг. — А где же наша сука?

Берта покраснела. Слегка заикаясь, она ответила:

— Мне пришлось ее продать, Руди.

— Почему? Кто ее купил?

— Мясник Фримль.

Она старалась не глядеть в глаза ни Вилли, ни Руди. В свое время, уступая ее настояниям, Вилли взял обратно свои восемнадцать марок, но все-таки ей было стыдно вспоминать этот случай.

— Фримль? Что ты говоришь! — удивился Руди. — Я помню, как он пинал ногами щенка Рольфа, который был у меня в детстве. Фримль терпеть не может собак.

— Он купил не для того, чтобы держать в доме, Руди.

— А для чего?

— Для… еды… — с трудом выговорила она.

Руди ошеломленно уставился на нее.

— Рано или поздно это сделал бы кто-нибудь другой, — торопливо объяснила Берта. — Теперь никто у нас уже не держит собак. Вот я и подумала, почему кто-то другой должен наживаться на моей собаке? А Фримль охотно купил ее.

Руди перестал жевать.

— Никто не держит собак? — медленно спросил он.

— Ты знаешь, сколько мяса нам выдают по карточкам? Ха! Может, ты думаешь, что мы едим так каждый день?

— Когда я уезжал, выдавали… — Руди наморщил лоб, — выдавали пятьсот граммов в неделю. Так, кажется, мама? А теперь сколько?

— Теперь триста. С апреля месяца.

— Триста? — Он глядел на нее, сдвинув брови. — В армейской газете об этом не писали.

— Вот почему я продала собаку. — Она засмеялась. — «Кролик с крыши» — так мы теперь зовем кошек. Пойди сам посмотри в мясной лавке.

Руди положил нож и вилку. Он ничего не ответил, но был явно смущен.

— И ведь все так, — продолжала мать. — Даже картошки не хватает. С прошлой зимы.

— Почему же не хватает картошки?

— Кто его знает? Спроси в Берлине, — угрюмо ответила Берта. — Но если всюду было так, как у нас… Тут было такое дождливое лето, какого я и не упомню, а потом ударили ранние заморозки. Почти половина моей картошки погнила, даже свиньи есть не стали.