Альберт Мальц - Крест и стрела

Вилли ответил не сразу. Он никогда не рассказывал Берте о Карле и сейчас обнаружил, что ему трудно говорить о нем. Но в конце концов он рассказал ей все.

— Да-а, — протянула Берта. — Но, конечно, если он был коммунистом… туда ему и дорога.

В первый раз с тех пор, как они сошлись, Вилли гневно повысил голос. (На следующий вечер он смиренно просил прощения.)

— Он был хороший человек! — резко крикнул он. — Нечего говорить о том, чего не знаешь! Он был честным человеком, и убивать таких — преступление!

— Но… — испуганно залепетала Берта, — прости меня… Это верно… я его не знала. И зря я это сболтнула. — Вилли молчал, и она продолжала: —А ты… ты никогда не говоришь о национал-социалистской партии и правительстве, Вилли. Может, ты из тех, кто…

— Не говорю, потому что не думаю о них, — сердито ответил Вилли. — Я хочу жить спокойно, и больше ничего.

Вилли кривил душою. В последнее время тайные мысли его беспрестанно вертелись вокруг политики, даже против его воли, даже если он, спохватившись, старался думать о чем-нибудь другом.

— Хочу жить спокойно — вот и все, — говорил он тем же сердитым тоном. — Хочу работать здесь, на ферме, если это возможно, и быть с тобой. — Он страстно обнял ее. — И мне нет дела ни до чего на свете. Лишь бы мы могли жить с тобой здесь тихо и мирно.

— Мы так и будем жить, — пылко зашептала Берта. — Вот увидишь, какой я буду хорошей женой. А если что тебе не понравится, ты только скажи, милый, я все сделаю по-твоему.

Вилли громко засмеялся в ответ. С нежностью глядя на Берту, он погладил ее по щеке.

— Ты даже не знаешь, как я люблю тебя, Берта, — прошептал он. — С тобой я забываю все, что мне не хотелось бы помнить. Ты словно… не знаю, как сказать. Но без тебя я ничто.

В жарком объятье они прильнули друг к другу.

— Милый, — прошептала она, — скажи… когда мы с тобой вот так… ты все еще думаешь о… ну, о своей первой жене?

— Нет, — мягко ответил он. — Нет!

— Я тоже никогда не думаю об Иоганне. Никогда, Вилли.

Оба сказали не полную правду, и это было правильно, иначе не могли поступить мужчина и женщина, которые испытывали такую потребность в любви.

Берта и Вилли переживали счастливые дни, но счастье их не было безмятежным. Его омрачало многое, и прежде всего Анна Манке. Через несколько недель после того, как Вилли стал постоянно бывать на ферме, Берта получила официальный вызов к уполномоченной национал-социалистской партии. Анна Манке наскоро осведомилась о здоровье Берты, а та, поблагодарив, в свою очередь спросила, как ее желчный пузырь (было общеизвестно, что у Анны неполадки в этой области), после чего Анна приступила прямо к делу.

— Итак, — приветливо улыбаясь, сказала она, — прежде всего тебя нужно поздравить, а?

— С чем?

Улыбка Анны стала еще шире.

— Ну как с чем? А герр Веглер?

— Откуда это вам известно? — опешила Берта.

— Не все ли тебе равно? Мало ли у меня возможностей, — не без гордости усмехнулась Анна.

— Нет, все-таки скажите, — настаивала Берта, и не из любопытства, а потому, что вдруг испугалась. Как ни сильно она полюбила Вилли, все же нельзя сказать, чтобы она знала его достаточно хорошо. Мужчины часто хвастают своими любовными делами. Неужели и Вилли разболтал про нее на заводе? — Пожалуйста, скажите, — повторила она. — Мне очень нужно знать.

— Да никакого колдовства тут нет. Когда заводской рабочий не ночует по субботам в бараке, естественно, начальство интересуется, куда он ходит. Вот и все.

— Значит, за Вилли следили?

— А что тут такого? Сейчас война. Всех нужно проверять. Но так или иначе, все оказалось благополучно. Герр Веглер ночует по субботам у фрау Линг. Великолепно! Все довольны. Само собой, меня поставили в известность. При первой же возможности я вызвала тебя. А теперь скажи, как у вас дела?

— Хорошо.

— Все уже решено? Вы поженитесь?

— Все решено.

— Отлично. Надеюсь, ты уже беременна?

— Нет.

— В чем же дело?

Молчание.

— В понедельник утром доктор Цодер с завода принимает в городе. Поезжай, он тебя осмотрит.

Берта почесала крохотные оспинки возле носа.

— Зачем меня осматривать? Я здорова.

— Как зачем? Чтобы выяснить, почему ты не беременеешь.

— Я и так знаю почему. Потому что не хочу. Вот выйду замуж, тогда и забеременею. Но не раньше.

— Ах, вот что! — холодно сказала Анна. — В тысяча девятьсот сорок втором году немецкая женщина рассуждает так, как рассуждала ее бабушка!

— И в тысяча девятьсот сорок втором году ублюдок будет ублюдком!