Шамиль Ракипов - О чём грустят кипарисы

— Ага. Хорошо, что хоть эти дома сохранились.

— Немцы всё заминировали, но взорвать не успели. Спасибо лесным матросам, партизанам. Если бы не они, остались бы от Ялты одни камешки. Свалились, как снег на голову, с гор, немцы и драпанули…

Любуясь морем, иду вдоль берега. Бот и Ливадия, бывшее царское поместье, огромный белокаменный дворец с колоннами. Лейлу мне искать не пришлось: я увидела её и Ахмета на берегу, они стояли рядом, позируя моряку с фотоаппаратом. Оба — в больничной одежде. Заметив меня, она, слегка прихрамывая, кинулась навстречу. Пока обнимались, целовались, я успела сказать главное: прилетела за тобой, послезавтра полк отправляют в Белоруссию. А она твердила, как заведённая:

— Я так и знала! Я так и знала!..

Фотограф кружил вокруг нас, как коршун, и щёлкал аппаратом. Подошёл, приложил руку к груди:

— Саша, корреспондент газеты «Красный флот». — Вскинул мой рюкзак, набитый гостинцами, на плечо. — Куда прикажете? Можете называть меня: мой мичман.

Я вопросительно посмотрела на Лейлу.

— Иди к главном врачу, — озабоченно сказала она. — Не будем терять времени. Он меня не отпускает!

— Правильно делает, — заявил Ахмет, крепко пожимая мне руку.

— Так, всё ясно, заговор, — рассмеялась я. — Ты опять ранен? Третий раз, если не ошибаюсь?

— Ошибаешься, — сказала Лейла. — Пятый. Вынужденная посадка, сломал три ребра.

— Пустяки, — Ахмет махнул рукой. — Мы тебя тут подождём. Кабинет главного на первом этаже.

— Я вас провожу, — предложил Саша. — Он сейчас у себя. Диктатор, Павел Тимофеевич, чудесный старик.

«Диктатор» оказался худеньким, сутулым старичком с белой бородкой и умными, лукаво прищуренными глазами. Выслушав меня, сказал сердито:

— Не отпущу. Санфирова останется здесь до конца войны, понятно?

— Вы шутите?

— Будет работать в госпитале медсестрой. После войны поступит в мой институт.

— Это невозможно, — я никак не могла понять, шутит он или говорит серьёзно. — Она здесь зачахнет, умрёт.

— И вы оставайтесь, — моих возражений он словно не слышал. — Повоевали и хватит. Мужички за вас довоюют.

— Вы уверены, что довоюют? — Я начала злиться. — Глубоко ошибаетесь. Хотелось бы вылететь сегодня. В крайнем случае — завтра утром.

— Значит, по-хорошему не хотите. — Диктатор закурил папиросу. — Думал сохранить ногу Санфировой, ничего не поделаешь, придётся ампутировать.

Я облегчённо рассмеялась.

— Ампутируйте, только поскорее.

— Хорошо, постараюсь. Надо бы ей побыть у нас еще недельку. Пусть оставит расписку, что никаких претензий к госпиталю у неё не будет. Выпишем завтра в десять ноль-ноль.

— Спасибо. Между прочим, наш полк уничтожил, кроме всего прочего, не одну тысячу гитлеровцев. Если бы не мы, раненых в вашем госпитале было бы побольше. А там, на полях сражений, — убитых.

— Неубедительный довод. Остаюсь при своём мнении…

С таким мнением — женщинам, мол, не место в воинских частях — я, как и Марина Раскова в своё время, сталкивалась не раз. После войны поинтересовалась, сколько женщин и девушек было на фронте. Оказалось — восемьсот тысяч! Нашлось место.

Мой мичман ждал меня в коридоре. Глянул мне в глаза.

— Улетаем завтра утром.

— Я так и знал! — воскликнул он, удивительно точно воспроизведя интонацию Лейлы. — Для Ахмета — удар. Я здесь со вчерашнего дня, пишу очерк о лесных матросах. Познакомился с вашими друзьями, удивительно милые люди. Про женский полк слышал, кое-что читал, но с военными лётчицами встречаюсь впервые. У меня о них было совсем другое представление.

— Знаю. Превратное.

— Конечно. Куда вас перебрасывают?

— На вершину Ай-Петри.

— Хорошее место, — рассмеялся он. — Сверху видно всё…

В укромном месте на берегу моря мы устроили маленький пир, выпили бутылку «Муската» из царских погребов, которую я привезла с собой. Ахмет не подавал виду, что расстроен. А Лейла была просто счастлива.

— У меня крошечная, но отдельная палата, — сказала она. — Поместимся. Хочешь, устроишься на полу, хочешь, на кровати.

— Нет, я буду ночевать на аэродроме, — возразила я. — Боюсь вашего диктатора.

— И слышать не хочу. Будешь спать в моей палате, — настаивала Лейла. — Ты ещё не рассказала, как вы там без меня жили, как воевали.

— Ещё расскажу. Ночевать в госпитале ни за что не соглашусь, не уговаривай. Внесут на носилках, никуда не денешься, но чтобы добровольно… Придумала тоже. Твоя палата — номер шесть? Угадала?

Все рассмеялись.