Григ Нурдаль - Я жил в суровый век

Так на пороге смерти спокойно стояли они.
И все они жизни отдали в эти великие дни.
Они основали партию среди небывалых невзгод,
Где никто ничего не просит, но каждый сам отдает,
Из братства последнего часа они в этот мир войдут.
Но их возвратят в могилу и нагло их оттолкнут,
Может быть, даже сердце, которое их любило,
В жизни того не потерпит, что понято павшими было.
Землю очистят от мертвых, ею снова начнут торговать.
Все низкое вызовут к жизни и объявят «высоким» опять.
Забудут громкие клятвы, могилы борцов осквернят.
(Одна эта мысль способна убить, словно пуля и яд!)
О, гордое сердце людское! О, бедное сердце людское,
Готовое так охотно себя за другого отдать!
Как много ты претерпело, как долго ты не умело,
Бедное сердце людское, величье свое осознать!
Но только сегодня, сердце, должно хватить твоих сил —
Мы не имеем права пред святостью этих могил
Забыть о тех, кто был первым в борьбе за спасение родины,
И мы никогда не забудем, за что ими жизни отданы…
Чист и неприкосновенен воздух над головой.
Назвать одного — это как бы нарушить их вечный покой.
Но мы их помним и знаем, всей жизнью своей подтвердим,
Что — да! Такова наша родина! Вечная слава им. [2] Перевод настоящего стихотворения дается по изданию: Ярость благородная. Антифашистская поэзия Европы. 1933–1945. — М.: Художественная литература, 1970

…Дрогнет ли рука, листая книгу
вплоть до эшафотов сорок пятого,
на той странице, где венки и флаги?
Пройдет ли ток по мышцам и костям?
Что чувствовали мы? Что делали? Что думали?
Как мы сражались в те дни,
когда народы ленинской страны
погнали вспять жестокого врага?
Когда они проложили нам путь домой —
тебе и мне?
Когда они, послушные своему
героическому прошлому,
выдержали испытание на разрыв, на стойкость?..

На школьных моих тетрадях
На столе моем на деревьях
На песке на снегу пушистом
Я пишу твое имя

На всех прочтенных страницах
На страницах белых и чистых
Камень кровь ли зола ли бумага
Я пишу твое имя

На золоченых картинках
На оружье воинов храбрых
На королевских коронах
Я пишу твое имя

На джунглях и на пустынях
На гнездах птиц и на дроке
На отзвуке моего детства
Я пишу твое имя

На чудесах полуночных
На корке насущного хлеба
На всех временах года
Я пишу твое имя

На всех лоскутках лазури
На пруду где солнце и ряска
На лунной озерной ряби
Я пишу твое имя

На полях и на горизонте
На крыльях птиц перелетных
На мельнице мелющей тени
Я пишу твое имя

На дуновенье рассвета
На кораблях и на море
На горе помешавшейся с горя
Я пишу твое имя

На пене вскипающей тучи
На каплях грядущей бури
На дожде проливном и скучном
Я пишу твое имя

На всех искрящихся формах
На перезвоне всех красок
На зримой истине мира
Я пишу твое имя

На тропинках проснувшихся утром
На путях и на перепутьях
На бурлящем разливе улиц
Я пишу твое имя

На каждой лампе зажженной
На каждой гаснущей лампе
На домах где когда-либо жил я
Я пишу твое имя

На двух половинках плода —
Спальне в зеркале отраженной
На кровати — пустой ракушке
Я пишу твое имя

На пороге входной моей двери
На вещах простых и привычных
На дыханье огня животворном
Я пишу твое имя

На теле себя мне дарящем
На лицах друзей моих верных
На всякой руке открытой
Я пишу твое имя

На хрупком стекле событий
На губах внимательных чутких
Над молчаньем и над тишиною
Я пишу твое имя

На укрытьях моих разоренных
На моих маяках разбитых
На стенах тоски безысходной
Я пишу твое имя