Ксения Ершова-Кривошеина - Вера, надежда, любовь

— За чудо и за примирение!

Потом они болтали о разной ерунде, о поэтессе уже не вспоминали, да и не нужно было ворошить старое. Эрик рассказывал о своих родителях, говорил, что они совсем сдали, живут одни в английской провинции и ему частенько приходится их навещать.

— А ты когда в Лондон?

— Да еще не знаю. Все будет зависеть от разных обстоятельств, — уклончиво ответил Леня. — Вот ты, Эрик, много в жизни оступался? Но наверняка не так, как я. Знаешь, ведь я атеист, в церкви ни разу не был, но сознаю, что в жизни много нагрешил. Мне так хочется не иметь больше злобы, очиститься от налипшей гадости, потому как тяжело мне, так стало трудно жить с этой ношей.

Эрик широко улыбнулся и произнес:

— Вот моя мама, она человек простой, верующая англичанка, с детства мне все повторяла, что нужно стараться жить в мире со всеми. Тебе может показаться странным, но ведь сколько меня в жизни обманывали… особенно бабы, а я им все прощал. Хоть и с трудом, но постепенно я понял…

Он хотел было что-то еще добавить, но в этот момент поезд тряхнуло, он замедлил свой бег, резко сбросил скорость и, затормозив, встал. Через буфетное стекло, кроме призрачных гор в ночи и дальних огоньков, ничего интересного не высвечивало. Эрик протер ладонью запотевшее окно, попытался всмотреться, но безнадежно задернул серенькие шторки.

— Это еще не Эвиан. Наверное, что-то случилось, а может, просто ждут встречного. Ну, еще глоток, последний. Поверь Лео, если эта злосчастная сумма принесет тебе покой и надежду, я буду только счастлив. Увидишь, как все изменится. Наверное, в жизни самое тяжелое терять не деньги, а близких. Чувствовать, что обратно дороги нет. У вас, русских, это у многих, особенно у советских, я это понял в СССР. Ведь вы все потеряли, разменяли на что угодно. И семья, и традиции — все было уничтожено, а люди-то какие злющие стали!

Официант возился за стойкой, позвякивал кофейными чашками. Не останавливаясь, решительно и быстро в направлении головного вагона прошли два контролера.

— Ямщик, не гони лошадей, мне некуда спешить, — неожиданно смешным фальцетом пропел Эрик, — а твой поезд может уехать без тебя, — поддразнил он. — Но ничего, у меня в доме места много. Приглашаю. Переночуешь, а завтра махнешь дальше.

— Нет, нет, завтра утром меня ждут на месте.

— Кто, если не секрет?

— Секрет. Пока не могу тебе сказать. Но обязательно расскажу. Давно пора мне было решиться сбросить с души этот груз, да не решался. Наконец-то все пойдет по-другому, и заживу я второй жизнью со спокойной совестью.

Леня взглянул на часы. По расписанию они должны прибыть в Эвиан через пятнадцать минут, но поезд словно прирос к рельсам. А тут, как назло, замигало электричество.

— Что за чертовщина! Еще не хватало! — Леня резко встал.

Они вернулись в купе. Здесь царила сонная тишина, старички, шурша фольгой, приканчивали пачку печенья, хипповатые ребята продолжали мирно посапывать. Свет опять беспокойно заиграл в жмурки и окончательно погас. Время стало теряться, и было непонятно, сколько они сидят в темноте. Пять, а может, десять минут?

— Глупость какая-то, — беспомощно пролепетал Эрик.

Кто-то из пассажиров в соседнем купе тоже требовал объяснений, и вот по радио вежливый голос по-французски и по-немецки извинился за задержку. Хотелось поскорее снять повязку с глаз, отодвинуть занавески, но все бессмысленно: темнота снаружи, темнота внутри, чувство западни нарастало вместе с недовольным гулом голосов.

Наконец-то световая дорожка ожила, побежала по коридору, под колесами что-то заурчало, скрипнуло, послышались облегченные охи, отголоски речи, кто-то закурил, и поезд мягко сдвинулся с места.

— Я пойду к выходу, как только мы въедем на платформу, открою дверь и выгляну наружу. Нужно быстренько сообразить. Слушай, Эрик, а там как в Эвиане? Нужно бежать через подземку, или верхний переход через мостки?

— Обычно этот пересадочный поезд стоит напротив, хотя с такой задержкой… Сейчас увидим. Да не спеши ты так!

Леня подхватил сумку и быстро оказался на площадке у самого выхода. Эрик сзади. Вот и первые домики Эвиана, неоновая реклама, пустой вокзал, одинокий пассажир торопится, бежит к поезду; он стоит на первом пути, у самого здания вокзала, прямо напротив… и так доступно близок. “Вот и я должен сейчас же, немедля, быстро соскочить”, — подумал Леня.

— Ох, он сейчас отъедет, — жалобно застонал Эрик.

— Да нет, я успею, еще две минуты, — и на полном ходу, резко повернув красную загогулину рычага, Леня открыл дверь.