Владимир Ляленков - Знаменитая танковая

В лесу рядом с дорогой, ведущей к Старооскольскому шоссе, как доложил командир разведчиков, враги сосредоточили около шестидесяти средних машин. Тридцать машин они поставили северней Горшечного. Двадцать один танк чинится и заправляется в лесу против нашей бригады, километрах в четырёх за холмами.

Расположение танков он указывал на карте.

– Окружить хотят бригаду, – рассуждал комбриг. – А, сержант? Как вы думаете?

– Должно быть, так, товарищ комбриг, – ответил Павел Никитин. – Обойдут с флангов, потом уж опять в лоб ударят.

– Выводи своих людей сюда, – сказал ему комбриг.

У командиров ни папирос, ни махорки уже не было. Никитин нашёл дедушку. Дедушка и Колосов дали ему махорки.

Родом Никитин был из Серпухова. Он отдал дедушке листок бумажки со своим домашним адресом и сказал:

– Если не вернусь, отец, напиши моим. Вы, старики, живучие. Только напиши так, не раньше, чем через месяц. Думаю, что всем отходить придётся. Как уйдёте, месяц не будет меня, тогда и напиши.

И Никитин опять ушёл вдоль железной дороги.

Разведчики Зобнин, Яковлев, Куличенко и Савельев сидели в окопчиках на холмике. Сам холмик, местность вокруг него были покрыты прошлогодними подсолнухами. Прошлой осенью колхозники не убрали подсолнух, он простоял всю зиму. Теперь зарос бурьяном, повиликой. С этого холмика, если высунуться из подсолнухов, были видны дороги на Горшечное и Касторное. По ним изредка проползали машины с боеприпасами от Луневки. Такое удобное место разведчики нашли случайно. Пробирались они через подсолнухи. Заметили родничок. От него местность повышалась. Павел Никитин забрался на холм, глянул поверх подсолнухов и сразу заметил машины. Главное, на холмике ни кустов, ни деревьев не было. И, заросший бурьяном, будыльями, он не выделялся на местности. Здесь Никитин оставил своих разведчиков и ушёл с последним донесением в бригаду.

Зобнин и Яковлев следили за дорогой в Горшечное. Куличенко и Савельев – за дорогой в Касторное.

Две пустые машины вернулись обратно от Горшечного. А в сторону Касторного помчалась машина с ящиками. По подсчётам разведчиков, в саду под Луневкой оставалось ещё танков двадцать. И обоз оттуда не появлялся.

Разведчики ждали Никитина. Ночью там, где выбивается из земли родничок, трещали подсолнечные будылья. Думали, что это сержант вернулся, но треск стих, а Никитин не появился. Утром Зобнин прополз к роднику. Ничего особенного не заметил.

– Может, зверь какой пробегал, – говорил Яковлев.

– Какой там зверь, – ответил Зобнин, выглядывая из подсолнухов, – волк или собака с таким треском не бегают. А лошадь откуда здесь возьмётся? Кто-то из них прошёл, – сказал он, имея в виду фашистов. – И не один. А вот куда?

Яковлев не ответил. Он оглядел чистый небосвод. Солнце уже поднялось над горизонтом метра на полтора.

– Опять пекло будет, – сказал Яковлев. – Надо бы холодной водицы набрать, пока тихо.

Зобнин подал ему свою фляжку, и Яковлев уполз. Вернулся он минут через двадцать и без воды.

– Братва, тревога, – зашептал он, присев на корточки. – За родником, шагах в трёх от него, провода протянуты: один зелёный, другой серый! И следы сапог с шипами!

Зобнин, оставленный Никитиным за старшего, велел Куличенко и Савельеву оставаться на месте. Сам пополз следом за Яковлевым. Два провода тянулись по земле от Луневки к линии фронта.

– Это наблюдатели ихние прошли, – шептал Зобнин. – Связь протянули.

– Куда?

– Чёрт их знает! Сержанта нет! – Зобнин ругался. – Если обрежем, они пойдут по проводу. Бой будет. А если придётся отойти, где сержант найдёт нас?

С холмика сбежал, пригнувшись, Савельев.

– Зобнин, на высотке, где дубки растут, солдаты! – доложил он. – Человек пять!

Разведчики вернулись к окопчикам. В километре от них, ближе к нашим позициям, на голой горушке с четырьмя деревцами, копошились солдаты. Их было пятеро. Не понять было, что они делают. Отсюда до наших позиций было километров пятнадцать. В воздухе появились самолёты. Разведчики насчитали двадцать штук. Десять из них пошли к Касторному. Остальные – на Горшечное. Вскоре послышались разрывы бомб. Появились ещё самолёты. Отбомбившиеся пролетали обратно. Стороной. Солдаты на высотке вели себя спокойно. Присаживались, вставали. Один из них забрался на дерево и тут же слез. Потом начала бить откуда-то из-за Луневки артиллерия.