Анатолий Баяндин: Сто дней, сто ночей

Мы убеждали друг друга, что Анатолий был талантливым человеком.

Честно признаться, талантливым мы его считали и раньше. Но — тоже честно — ему мы об этом не говорили. Тогда мы обходились словами расплывчатыми, обтекаемыми и скучными. Например: «Да, здесь что-то есть… да, но это надо еще продумать… да, но надо еще поработать». Все это, вообще-то, было верно. Ему надо было и продумать, и поработать, и поучиться. Но в то же время все это было и неверно.

Потому что в те времена мы, окружающие, говорили ему все что угодно, кроме того, что в те дни Анатолию было, вероятно, всего нужнее: внятное слово поощрения и крепкая, товарищеская, требовательная поддержка.

Только одно-единственное слово! Слово, сказанное вовремя и кстати. Скажи его — и человек поверит в себя, в свои силы, в свое призвание. Мы часто, к сожалению, боимся похвалой испортить человека, — так мы внушаем себе. Мы предпочитаем критиковать. В быстротекущей жизни нашей мы порой забываем, что человеку время от времени нужны доброе слово и дружеская улыбка. Иногда бы и надо сказать человеку: «Послушай-ка, а ведь здесь-то и скрыт твой талант, бери-ка его!»…

Соловьиная ночь напомнила нам это.

Впрочем, это так, к слову…

Анатолий так и не увидел, не подержал в руках ни одной своей книжки. Было, правда, у него несколько публикаций в газетах: то статья, то рассказ. Но книжки своей он так и не увидел.

Путь его к книге был нелегок и извилист, дорога в литературу долга и трудна. Истинное свое призвание, свою песню он услышал и нашел не сразу, только после долгих блужданий и личных ошибок. Каждый писатель приходит в литературу своим путем.

Ему было семнадцать лет, когда началась война. На фронт он ушел добровольцем. Ему бы в девушек влюбляться и цветы им дарить, а вместо этого он попал в самое пекло беспощадное — на волжские берега. Боевое крещение свое получил в уличных схватках, когда сражение шло за каждый дом, за каждый камень… Сто дней и сто ночей непрерывной битвы — и не поймешь, когда день и когда ночь: дни сумеречны от дыма и пыли, ночи светлы от зарева пожарищ.

Он сам написал об этих днях и ночах.

Анатолий как-то стеснялся, что ли, рассказывать о своих боевых делах. Быть может, бессознательно берег это для своих будущих произведений.

Однажды летним утром мы сидели с ним на бережку Иньвы, укрывшись в зарослях ивняка. Поплавки дремали — мы поздно выбрались из дому, — лишь иногда начинали легонько подрагивать, это склевывала червя мелкотная щеклея. В одной стеклянной консервной банке у нас плавали пять-шесть рыбешек в мизинец величиной, в другой переваливались жирные черви. Солнце поднялось высоко, припекало, морило. Мы сидели, лениво покуривая и столь же лениво вполголоса переговариваясь.

И вдруг он почему-то начал рассказывать о войне. О том, как однажды чуть было не попал под военный трибунал там, на передовой, вот таким же знойным летним днем. Они, трое мальчишек, на которых еще топорщились солдатские гимнастерки, отбились от своей части, на какое-то короткое время оказались в окружении, чудом проскользнули сквозь кольцо и, чуть не плача от радости, кинулись к своим. На беду допрашивать их принялся молоденький и совсем еще необстрелянный лейтенант, только что окончивший военное училище, и которому, естественно, в каждом солдатском шаге, сделанном не по уставу, виделось нарушение присяги или еще хуже — мерещились шпионаж, дезертирство и предательство. Что они могли ответить ему, растерянные и усталые? Им бы, парнишкам, несдобровать, не подойди в это время капитан («Старик уже, как нам казалось тогда, — сказал Анатолий, — лет сорок ему, не меньше»). Подошел, прислушался, спросил лейтенанта:

— А ты накормил их, а?

Потом они, давясь, глотали дымящуюся кашу и взахлеб рассказывали капитану о своих злоключениях.

Откуда нам, сидящим на берегу, было знать тогда, что Маршал Советского Союза В. И. Чуйков в своей книге «Конец третьего рейха» скажет об Анатолии несколько добрых слов. Вот что Маршал писал о нем:

«Замечательные образцы отваги, высокого воинского мастерства и организаторского таланта показал в тот день молодой офицер 217-го полка гвардии младший лейтенант Анатолий Баяндин. Накануне он был избран комсоргом батальона.

Баяндин одним из первых ворвался в расположение немецкой обороны. Гвардейцы забрасывали вражеские траншеи гранатами, в упор разили врага из винтовок, автоматов, пулеметов. Комсомолец пулеметчик Горюнов уничтожил в этой схватке 16 гитлеровцев. Баяндин немедленно передал по цепи сообщение о его подвиге. Вскоре всему батальону стало известно о героизме отважного пулеметчика.