Николай Шапкин: Они воевали в разведке

Автор сам не раз ходил в тыл врага. Вместе с разведчиками он добывал сведения о дислокации войск противника, приводил языков. Трудные и опасные вылазки на позиции врага ему пришлось делать в первые же месяцы войны. По заданию штаба 14-й армии он создал на лоухско-кестеньгском направлении разведывательно-диверсионный отряд и совершил вместе с ним многодневный рейд в тыл врага. Одиннадцать суток в тяжелых зимних условиях действовал лыжный разведывательный отряд в тылу врага и успешно выполнил задание командования армии.

Мне кажется, что ветераны, вернувшиеся с войны живыми, чем-то похожи друг на друга. У нас одно на всех прошлое, одна боль. Независимо от того, кем ты был на фронте — командиром или рядовым. Наше поколение делало одно святое дело: защищало Родину.

Задуматься об этом меня заставило письмо Николая Сергеевича Сакина, бывшего разведчика нашего батальона. Я привожу его полностью.

«Дорогой друг, фронтовой командир!

Чем дальше уходят события военных лет, тем чаще думается о них. Потому что это — наша молодость. Суровая, жестокая, но молодость!

Отчетливо помню первые дни войны. Дома еще не могли свыкнуться с мыслью о случившемся, а грозные события уже надвигались стремительно и неотвратимо. Мы, молодежь, конечно, сразу же запросились на фронт. Первые дни сколько таких, как я, хлопцев обивали пороги военкоматов! Враг бомбил мой родной Мурманск. Мы видели кровь, страдания и думали, что только на фронте можно рассчитаться с фашистами за их злодеяния. С обидой восприняли мы зачисление в истребительный батальон. Ночные тревоги, поиски парашютистов в окрестностях города казались нам занятием несерьезным. Да и работу на производстве считали мы пустяковой по сравнению с тем, что творилось на фронте. Позже, когда я сам попал в те места, названия которых упоминались в сводках Информбюро, понял, как много зависит от оставшихся в тылу и как почетен и благороден их труд! Помнишь, командир, как было туго? Вот в эти дни я и прибыл в нашу дивизию, которую называли Полярной. Было приятно осознавать, что формировалась она в родном Мурманске. Еще приятнее было то, что в ней оказалось много моих земляков. В первый же день я встретил Киселева, Батрака, Савинова, Видякина. Поговорив с ними, обстрелянными в боях, почувствовал, насколько не подготовлен к настоящим сражениям. Помню, было страшно. Убьют! В первом же бою подстрелят!

Мысли эти все время донимали меня. А в первом бою они вылетели у меня из головы мгновенно.

Откуда было мне знать, что на войне самое трудное постигается куда быстрее, чем в мирной жизни? Но уже в то время меня утешало вот что: все начинали с того же и тем не менее сумели не только страх побороть, а и героизм проявить.

Командиром взвода у нас был лейтенант Ткач. Решительный в поступках, он смело водил за собой бойцов.

В глубокий разведывательный рейд мы пошли вместе с ним. Знали, что будем громить вражеский гарнизон, но о том, что и автоматчикам выпадет потрудиться основательно, не подозревали.

Я в такой серьезной операции участвовал впервые. Поэтому день 10 сентября 1942 года мне хорошо запомнился. Утро было ясное, солнечное. С опушки леса, где остановился наш отряд, хорошо просматривался вражеский гарнизон.

Несмотря на ранний час, немцы уже поднялись. Несколько человек отправились к Пяозеру. Скорее всего, на рыбалку. Таким спокойствием дышал гарнизон, будто и войны не было.

В семь часов прозвучал сигнал. Ждали его с напряженным вниманием. Дальше события развивались стремительно. Подсознательно мозг фиксировал: перемахнули через проволоку, ворвались в траншеи. И вот уже вместе со всеми кричу: «Ура-а-а!» — подгоняю себя этим криком. Потом все рассыпались. Кругом стрельба.

Мы с сержантом Блиновым кинулись за немецким офицером. У входа в землянку фашист обернулся. Я увидел потное, напряженное лицо. А потом прогремели два выстрела подряд. Обе пули вошли в моего товарища. Это я понял, увидев скорчившегося сержанта. Блинов хрипел, страшно выкатив глаза. Я видел, что офицер вот-вот скроется в землянке и тогда его оттуда будет взять сложнее. Я не мог отпустить его. Желание пригвоздить фрица к двери очередью из автомата было так велико, что, казалось, сама смерть не смогла бы остановить меня. Я вскинул автомат, но от гнева и злости дрожали руки, и я промахнулся. Немец тут же юркнул в землянку. Неведомая сила толкнула меня вслед за ним. Я достал гранату и швырнул ее в землянку, затем еще одну. Услышал глухие стоны и побежал дальше.