Фидель Кастро - В горячих сердцах сохраняя (сборник. Рассказы и стихотворения)

— Ты сейчас похож на волка, — сказал Лоло, стоя на коленях против него.

— На волка? — протянул Петух, подползая к нему, — На волка, говоришь? — Он сплюнул и снова облизал губу. — Не о том думаешь. Завтра в это время ты уже будешь гнить в земле.

— А все из—за тебя.

— Из—за меня?

— Конечно.

— А кто сдуру стал палить в собаку и выдал нас?

Петух снова двинулся на Лоло — тот отступил.

— Так кто же оказался падлой?

— Ты! — закричал, внезапно остановившись, Лоло. — Ты застрелил Малыша в спину, — наступал он. — Малыш хотел драться. Малыш был парень что надо.

— Паскуда был твой Малыш, и больше ничего.

— Малыш был парень что надо и настоящий кореш.

— Когда тебя берут за глотку, плевать тебе на всех корешей.

— Ты убил Малыша.

— Малыша мы вместе убили: ты ведь стоял и молчал.

Лоло ничего не ответил.

— Ты ведь согласился, — повторил Петух.

— Это уж потом, — закричал Лоло. — А что мне оставалось?

— Знаешь, кто ты? Вот… — И Петух показал подбородком на ширинку. — Ты согласился, чтобы спасти свою шкуру. И раньше вы точно так же не прикончили меня, потому что боялись за свою шкуру. Ведь только я знал дорогу к берегу. А уж потом—то вы бы меня наверняка шлепнули…

— Ты нас выдал.

— …наверняка шлепнули… Я ведь не такое дерьмо, как вы. Если бы не вы, я бы скрылся.

— Вот я бы так действительно смотался, если бы не ты и не Малыш. И меня бы не тронули, потому что я никого не убивал.

— Никого? Паскуда! А тот крестьянин, фиделист, с колючей проволокой? Ведь это ты всадил ему пулю в живот!

— Это из жалости, чтобы он не мучился. Вы его подвесили с колючей проволокой на шее и стали вспарывать ему живот. Я и прикончил его, чтобы не мучился. Так что он не за мной числится.

— Но ведь ты держал его за ноги, скотина.

— Вот ты — скотина, ты многих угробил. Поэтому ты меня и обливаешь грязью. Считай, что и я твоя жертва. Ты же первый набросился на ту крестьянку, ты…

— Нас было трое, ты не…

— …придумал привести отца, чтобы он посмотрел, как вы ее насилуете…

— …захотел, потому что было поздно, но ты тоже ее насиловал — мысленно, глядя, как…

— …из—за тебя тот старик и рехнулся, ведь ты же…

— …мы с Малышом баловались с этой бабенкой…

— …потом убил, всадив в нее нож, чтобы она ничего не рассказала…

— …а ты насиловал ее глазами…

— Ты же подонок, мать твою…

— Не тронь мою мать! — заорал Петух, подаваясь всем телом вперед.

— Тебя не мать родила, не мать, не…

Глаза у Петуха выкатились, он взревел и бросился, оскалив зубы, на Лоло. Губы у него вспухли и вытянулись вперед, в свете луны блеснули клыки. Он лязгнул зубами и вонзил их в ухо Лоло. Потом замотал головой из стороны в сторону под душераздирающие вопли Лоло. Затем отвалился от него, унося во рту кровавую массу.

Лоло наклонил голову к плечу, которое сразу покрылось черной липкой кровью. Он вскочил и, стоная, забегал по каморке.

— Тебя не мать родила…

— Убью!

— Ты убил Малыша в спину, ты убил ту крестьянку, тебя не мать родила…

— Заткнись! Убью!

— Ты изнасиловал ее прямо на глазах у отца, и старик сошел с ума, тебя не мать родила…

— Заткнись!

От удара ногой настежь распахнулась дверь. На пороге появился часовой с винтовкой в руках. Его трясло.

— Замолчите или вам не дожить до утра! Замолчите, зверье! Замолчите!..

Он выстрелил, не переставая кричать. Пуля выбила щепки из стены. Лоло и Петух прижались друг к другу. Часовой наставил на них винтовку.

— Возьми себя в руки, черт побери! — воскликнул, появляясь на пороге, другой часовой и попытался удержать его.

— Оставь меня! — отвечал первый, весь дрожа. — Оставь меня!

— Подождем до утра. Зачем тебе неприятности из—за этого дерьма?

— Оставь меня!

— Пошли, пошли отсюда, — тащил его к двери второй часовой.

— Скоты! — крикнул первый уже на пороге. Он не мог остановить дрожь, сотрясавшую все его тело. Он плакал.

Солнце безжалостно посылало свои лучи с глубокого и чистого, без единого облачка, неба. Одни бойцы чистили оружие, другие отдыхали.

— Тяжело было, Карменати?

— Да нет… Все произошло так быстро.

— Что и говорить, ты показал себя молодцом — и в патруле, и во взводе.

— Это все благодаря вам.

— Ну как дела, друзья?

— Хороню, Мартинес, — ответил Карменати вошедшему.

— Ну, как его боевое крещение, а, Эразмо?

— Он был в нашем взводе.

— Прекрасно, — сказал Мартинес. — Кстати, когда будут разбирать твое дело?