Фидель Кастро - В горячих сердцах сохраняя (сборник. Рассказы и стихотворения)

— Кажется, нет, — отвечаешь ты.

Другой шепчет:

— Похоже, что так.

— Да, похоже, — говоришь ты.

Но ведь и впрямь никого. Машины продолжают следовать через поселок.

Ты дышишь с трудом, будто тебе не хватает воздуха. «Холодно здесь», — думаешь ты. И смотришь на других. В грузовике действительно страшно холодно, и нет никого вокруг. И темно. Но вот поселок кончается.

— Смотри! Там огонек, — говорят тебе.

Огонек в мертвом поселке. Значит, в нем кто—то есть. И все смотрят. Все хотят увидеть этот огонек. А рядом с огоньком — тень. Маленькая тень. Грузовики сбавляют ход, потому что со всех машин хотят разглядеть, кто же это. И вот ты видишь женщину. У нее в руках платок, развевающийся на ветру. Лицо у нее морщинистое, но приятное, улыбающееся всем, кто едет в грузовиках. Рука ее, сжимающая платок, то поднимается, то опускается, повинуясь порывам ветра. И кажется, что платок вот—вот упадет, но рука вновь поднимается, и платок мягко полощется, и с лица старушки не сходит улыбка. А грузовики все едут, и нежное тепло охватывает всех, и все поворачивают головы, и смотрят, и не разговаривают, а старушка стоит все на том же месте со своим развевающимся платком. Тебе видно ее лицо, и руки, и платок, и движение воздуха, и нежное улыбающееся лицо, и она не уходит и продолжает стоять как вкопанная, и тебе долго виден постепенно удаляющийся огонек.

Грузовики едут все так же не спеша, но настроение у людей меняется. Все приподнимают головы и начинают тихо петь…

Грузовики подъезжают к сентралю. Ты приказываешь всем оставаться на местах: Дионисио распорядился ждать его. И ты смотришь, как он идет к штабу. Скоро в бой! Ты шагаешь к голове колонны.

Возвращаешься. «Что такое бой?» — спрашиваешь ты себя. Ты этого не знаешь, но представляешь, как, подхваченный радостью от полученного боевого приказа, прыгаешь в грузовик…

Ты шагаешь вдоль грузовиков. Всем хочется курить. Еще никто не спросил у тебя на это разрешения, но ты уже чувствуешь, что вот—вот спросят.

— Не курить, — говоришь ты. — Здесь нельзя курить! — повторяешь ты и выбрасываешь сигару, которую держал в руке.

С удивлением ловишь себя на том, что каждую минуту посматриваешь на часы. «Как же он долго!» — думаешь ты. Ты подходишь к последнему грузовику, и кто—то приближается к тебе.

— Кто идет?

— Огоньку не найдется? — спрашивает идущий. Винтовка у него на ремне, а его забинтованная рука слегка дрожит, колда он протягивает сигару.

— Здесь нельзя курить! — резко отвечаешь ты.

Он уже рядом с тобой. Темно. Но тебе видны выгоревшие пряди волос, выбивающиеся из—под испачканного кровью берета, и потрепанная форма в болотной грязи.

Он молча смотрит на тебя и поворачивается к тебе спиной, чтобы уйти. И ты не можешь объяснить почему, но ты чувствуешь, что тебя тянет к этому человеку. И неожиданно для себя ты задерживаешь его:

— А откуда ты, старина?

— Из 339–го батальона, из Сьенфуэгоса, — отвечает он. Он говорит это только тебе, но все в грузовике слышат.

— Вы были в бою? Сражались? — кричат ему. — Сколько их? Как все было?

— Подожди, — говоришь ты, — подожди, старина. Старый милисьяно не отвечает. Он лишь смотрит на тебя, повернув к тебе свое обветренное лицо.

— Парень, у нас убили почти пятьдесят человек, — говорит он, стирая пот с морщинистого лба забинтованной рукой и с силой сжимая сигару.

— Но как же так?! Как же так?! — кричишь ты ему. — А мы?

— Стреляйте в этих чудовищ, бейте их что есть силы! — И он удаляется.

— Погоди, старина, погоди! — И ты бежишь ему вдогонку и настигаешь его. И пламя спички вспыхивает вопреки запрету…

Дионисио еще не вернулся. И батарея ждет своего командира. Тебе не сидится, и ты обходишь нервничающих часовых.

— Все в порядке?

— Все в порядке, командир. Когда же мы вступим в бой?

— Я этого не знаю. На войне иногда приходится долго ждать своего часа, — говоришь ты ему.

Ты направляешься к джипу. Дионисио пришел.

— Ну, что? — спрашиваешь ты его. — Уже? Пора?

— Надо ждать, — говорит он.

— Дионисио, черт побери, когда же мы будем драться?

— Когда прикажут, малыш, когда прикажут.

Но вам не приказывают. Командиры не приказывают. «Старушки с платочками должны были бы приказывать — думаешь ты. — Или милисьянос из батальонов, где полно убитых». А тем временем грузовики прибывают и прибывают, двигаясь как молчаливые муравьи, и те, кто в арьергарде, укрощают пыл тех, кто только что приехал.