Фидель Кастро - В горячих сердцах сохраняя (сборник. Рассказы и стихотворения)

Нет, их руки не пахли жизнью.

Они не принесли с собой голубей,
не принесли ни маиса, ни книг,
ни бочек с пальмовым маслом.

Их руки не умели держать
ни молотка, ни скрипки,
не было в руках у них надежды,
не было в руках у них любви,
не было в руках у них дружбы,
не было в руках у них радости,
не было в руках у них мира,
не было в руках у них жизни.

Ибо руки их пропахли смертью.

Дрожать утесу и ручью —
свинцом перечеркнуло поле,
и вырвалась из жил на волю
кровь, окропившая зарю.

Как среди пальмовых стволов
белела тихая дорога!
Но вот трубач пропел тревогу,
и орудийный грянул рев.

Просила сельва: не тревожь,
синсонте, трелью это утро…
Но содрогнулся лес, как будто
ему под сердце впился нож.

И брату брат сказал: — Готовь
себя на подвиг настоящий! —
И подожгла глухую чащу
кубинцев пламенная кровь.

И вот вскричала птица. Вот
кувшинка дрогнула под ветром..
И закружил в реке рассвета
свинцовых пуль водоворот.

И в землю из глубоких ран
багряные упали зерна…
И под скалой, крутой и черной,
дымился утренний туман.

Раскрылась лилия… Вода
под ней густела светлым глянцем…
На ледяном челе повстанца
взошла кровавая звезда.

Народное спасая дело,
упал сраженный милисьяно.
Осколком неба средь бурьяна
его рубаха голубела.

У меня нет имени.
У меня были сильные мозолистые руки.
Мои глаза едва научились читать.
День за днем стучал мой молоток,
день за днем визжала моя пила.
Руки мои создавали,
и жизнь моя была простой и прекрасной.
Каждый вечер на крыльце своего дома
меня поджидала невеста с незабудкой в руках.
«Мой плотник» — так она меня называла.
«Ты пахнешь свежей стружкой» — так она мне
говорила,
и я целовал ее в чистое чело.
Плотником был мой отец,
и дед мой тоже был плотником.
Когда я был маленьким,
у нас в семье говорили:
«Вот еще один плотник подрастает для Кубы!»
День за днем стучал мой молоток,
день за днем визжала моя пила,
и жизнь моя была простой и прекрасной.
Руки мои строили весну,
но погиб я безымянным.

Хор:
Имя тебе — Народ!
Имя твое — Народ!

Народное спасая дело,
упал сраженный милисьяно.
Осколком неба средь бурьяна
его рубаха голубела.
У меня нет имени.
Меня всегда узнавали по лицу землистого цвета,
ибо я имел дело с землей.
Руки мои были похожи на корявые корни.
Ими я защищал наши соломенные крыши,
наши стада, наше тревожное поле.
Потом пришла революция —
вечная весна земли и птиц,
и руки мои принялись строить
прекрасное Завтра.
Они ласкали борозду —
и борозда плодоносила.
И хижина моя стала зеленым дворцом,
сверкающим листвой
под водопадом солнечного света.
Мозолистые мои руки
научились держать неодолимое оружие —
винтовку, которая защищает
не чье—то личное поле,
а всю на свете весну.
Ныне я среди павших на поле брани.
Тело мое проросло травой,
руки мои стали могучими пальмами.
Кровь моя стала льющейся песней.
Простреленная моя рубаха
пахнет не кровью, а мятой травой.
Руки мои неподвижны,
но выпестованное ими поле
продолжает наливаться жизнью.
Все узнавали меня
по лицу землистого цвета,
но умер я безымянным.

Хор:
Имя тебе — Народ!
Имя твое — Народ!

Народное спасая дело,
упал сраженный милисьяно.
Осколком неба средь бурьяна
его рубаха голубела.

У меня нет имени.
Может быть, меня звали Хуан,
а может быть — Педро.
Звали меня Слесарь, Веселый Парень,
Парень Пропахший Мазутом.
Всю жизнь я прожил
на узкой улочке, мощенной булыжником.
Я долго и не подозревал, что Родина —
это еще и трава, и деревья, и поле боя,
где моя пулеметная очередь косит врагов.
Мы с братьями так любили булыжник,
и пыль, и грохот мостовой,
и чад заводского цеха!
И вот глаза мои навечно закрылись под дерном,
и надо мной сомкнулись кроны деревьев.
Я — частица города,
похороненная на рубеже моря и гор.
И нет у меня имени.

Хор:
Имя тебе — Народ!
Имя твое — Народ!

Проносится смерть со свистом.

И падают наземь люди,
и рушатся пальмы наземь,
и падают самолеты,
предатели и герои,
и падают птицы, дети…
Цветы и гранаты — рядом.