Владимир Дудченко - Канал

— Спасибо, ребята. Я хотел бы на прощанье вот что вам сказать. Сегодня вы все получили дипломы о высшем образовании. Это хорошо, но только на первом этапе вашей офицерской службы. Не останавливайтесь на этом. Найдите возможность получить еще одно образование по любой другой специальности. А два иностранных языка, которыми вы овладели, пусть будут лишь дополнением…

Назарову бурно зааплодировали, хотя никто из выпускников и думать не думал о каком-то другом мифическом образовании. Всем было хорошо и радостно. Зачем задумываться?

— И еще один важный момент, — начальник курса поднял руку, давая понять, что он не закончил свою речь. — Сейчас вы все в одном звании. Но пройдет время, и кто-то вырвется вперед в должностях и званиях, а кто-то отстанет. Не забывайте друг друга: протягивайте руку помощи. Все, товарищи офицеры. За вас!

„Папа“ Назаров залпом опрокинул в рот содержимое рюмки, сел под аплодисменты на свое место и стал закусывать. Глядя на Назарова, Полещук почему-то вспомнил его странную манеру отдания чести: казалось, что „папа“ не руку подносил к фуражке, а наоборот — приближал голову к руке…

Из соседнего зала громко зазвучала музыка ресторанного оркестра. „Под железный звон кольчуги, под железный звон кольчуги, на коня верхом садясь…“ — запел певец популярную „Ладу“, подражая голосу модного певца Вадима Мулермана. Получалось неплохо. Так как девушек в офицерской компании почти не было (пара-тройка молодых жен выпускников — не в счет), желающие потанцевать направились в соседний зал. Кто-то из них вслух посетовал, что не надел офицерскую форму. Легче было бы девиц кадрить…

Полещук очнулся от приятных воспоминаний и поглядел на пассажиров. Работяги, приняв на грудь и вволю наговорившись, дремали, кое-кто читал газеты, некоторые смотрели в иллюминаторы, одна из женщин подкрашивала губы, глядясь в маленькое зеркальце пудреницы. Сосед слева, откинув кресло, спал.

Появились стюардессы с тележками и приступили к раздаче „аэрофлотовских“ коробок с едой. Полещук поискал глазами девушку, обещавшую налить ему вина, но та была далеко, в другом конце салона. Он глянул на часы: время, казалось, остановилось — посадка еще не скоро.

Что на этот раз ждет меня в Египте, — подумал Полещук, — где придется служить? Полковник-направленец в „десятке“ сказал, что конкретное место работы определят непосредственно в аппарате главного военного советника, куда я поступаю в распоряжение референтуры. А это не есть хорошо. Потому что, скорее всего, все нормальные места уже забиты коллегами-однокурсниками, прибывшими в Египет раньше. Да, совсем некстати мама приболела, из-за чего пришлось оттянуть отъезд…

Хотя, какие, к черту, нормальные места в воюющей стране? Разве что в референтуре или вообще в Каире? С другой стороны, быть мальчиком на побегушках у какого-нибудь штабного генерала тоже не в кайф. Остается Суэцкий канал, фронт… Там все проще и понятней. Матушку только жалко, ежели что. Батя-то сразу врубился в ситуацию, особенно, когда боевую медаль увидел после моего первого вояжа в страну пирамид. Хоть я и сказал, что наградили за освоение новой боевой техники, он, старый вояка, конечно, не поверил. Да и не мог он поверить — газеты, хоть и редко, но публиковали сообщения ТАСС о боевых действиях в зоне Суэцкого канала, не говоря уже об откровениях побывавших там офицеров, его сослуживцев.

Тем более, что и сам он год отбарабанил военным советником в Египте, вернулся накануне „шестидневной“ войны. „Ты там повнимательнее, сынок, — говорил батя на прощанье, — налет авиации или артобстрел — ищи любую выемку в земле и мигом туда. Маме только, когда будешь писать — ни слова о войне. Сам знаешь, какое у нее здоровье…“

Да что это я раньше времени задумываюсь? — продолжал размышлять лейтенант Полещук. — В армии чем хорошо, как говорили отцы-командиры, думать не надо: построят — скажут. Эта дурацкая фраза, весьма кстати пришедшая в голову, почему-то сразу его успокоила.

— Вам курицу или мясо? — спросила знакомая стюардесса, как-то незаметно оказавшаяся рядом.

— Курицу, девушка. Кстати, вы не забыли про обещанное вино? Головушка-то так и раскалывается.

Когда стюардесса плеснула белого „сухарика“ (красное уже выпили), Полещука неожиданно осенило: „Елки-палки, что же я за козел! Совсем забыл, что сеструха двоюродная, Катерина, добрая душа, прощаясь, сунула в мою сумку поллитру водки, мол, пригодится.“ Полещук порылся в сумке и вытащил на свет божий бутылку „Столичной“. Под взглядом хмурого соседа он откупорил бутылку и, выпив залпом вино, налил полстаканчика водки. Сосед, испепеляя Полещука взглядом маленьких глаз-буравчиков, молча следил за его действиями.