Степан Злобин - Пропавшие без вести

Лицо Острогорова потемнело.

— Проще всего, Петр Николаевич, не признавать чужих успехов! Лично я считаю, что здесь достигнуто главное: красноармеец, наш русский боец, увидел немецкую задницу. Все жители говорят, что немцы удирали из Ельни в одних подштанниках!

— К сожалению, даже и генеральские брюки плохой боевой трофей. Мне больше нравится брошенный танк, чем портки! — возразил Балашов. — Все в порядке: проведено наступление, ликвидирован выступ, город взят, реляции опубликованы, ордена даны… Я с тобой говорю, как армейский штабной командир с таким же старым штабным работником, без кокетства, по-фронтовому… По-чиновничьи рассуждать мы с тобой не имеем права. Ты Фрунзе любишь напомнить. Так Михаил Васильевич не позволил бы себе таких фокусов… Нет!

Бурнин с удивлением увидал, что на лбу Балашова надулись гневные жилки, а Острогоров вдруг стих и умолк.

— Я, Логин Евграфович, погорячился. Ты извини, — вдруг сказал Балашов, смягчаясь. — Но для меня разбор проведенной операции — это основа успешности будущих операций. А нам ведь вон сколько еще воевать до полной победы!.. Если меня и тебя не станет на свете, так правда нужна нашей смене.

При этих словах Балашов кивнул в сторону Бурнина.

— Только, пожалуйста, не рисуй меня, Петр Николаевич, человеком, который уходит от правды. Я ухожу потому, что должен спешить! — с мрачной шутливостью откозырял Острогоров. — Меня ждет рация, — добавил он, указав на стрелки часов.

Острогоров вышел. Балашов пригласил Бурнина садиться.

— Когда Генштаб присылает персональный вызов командиру, то обычно уже командир не возвращается к прежнему месту службы, — сказал Балашов. — За редким исключением, вызов такого рода означает новое назначение, чаще всего — повышение, Анатолий Корнилыч. Значит, этот наш разговор я считаю как бы прощальным.

— Все мы в руках начальства, товарищ генерал, — возразил Анатолий. — Но если мне предоставят возможность выбора, то я возвращусь. Меня в ту поездку уже соблазняли службой в Генштабе. Я пока отказался…

— Могут и приказать, — продолжал генерал. — Так вот, я хочу пожелать вам успехов и счастья. Очень жалею о вашем отъезде. Мне кажется, что вам неплохо служилось бы здесь… Словом, я за эти дни начал уж как-то к вам привыкать, и мне кажется, мы нашли бы взаимное понимание. Лично мне вас будет недоставать как работника штаба армии.

— Спасибо, — сказал Бурнин, смущенный такой неожиданной откровенностью генерала. — Если будет возможность вернуться, то я не хотел бы менять свою армию, — повторил он, поднявшись с места. — Я уверен, что в вашем лице, товарищ генерал, я нашел бы руководителя…

— И боевого товарища в первую очередь, — перебил Балашов. — Впрочем, уверен, что вас оценят везде… А теперь разрешите мне, Анатолий Корнилыч, обратиться к вам с личной просьбой, — сказал генерал и вдруг, словно в каком-то смущении, как бы боясь затруднить Бурнина, неловко потянул к себе ремешок полевой сумки, — Я понимаю, что время в Москве у вас может быть сжато. Вероятно, есть личные связи, свои дела и намерения…

— Я одинокий, товарищ генерал. Пожалуйста, к вашим услугам! У вас письмо? — догадался Бурнин. — Буду рад, если мне повезет. Непременно доставлю, — готовно сказал он. — Адрес тот самый, куда мы тогда заезжали? Значит, у вас до сих пор нет известий?

— Все по-прежнему. Даже и заказное вернулось ко мне! — сказал генерал. — Поймите мое беспокойство. Загляните туда. А если и вы никого не застанете, то попрошу — позвоните в квартиру к соседям. Дочка вместе с соседской девочкой на окопных работах. Может быть, они весточку хоть какую-нибудь получили, — попросил Балашов, еще больше стесняясь. — И прошу уж тогда мне бросить открыточку…

— Непременно заеду и разузнаю, — еще раз подтвердил Бурнин, который вдруг как-то по-человечески тепло почувствовал Балашова и пожалел, что приходится с ним расстаться.

Едва Анатолий спустился с крыльца избы, где оставил Балашова, как встретил возвращающегося с узла связи Острогорова.

— Разрешите пожелать вам всего хорошего, Логин Евграфович, — обратился Бурнин.

— Значит, в высшие сферы, товарищ майор?! Ну, счастливо! И нас не забудь… И нас не забудь помянуть, когда будешь в высших… Подполковника тотчас, конечно, присвоят, а по должности будешь — ого!..

— Ничего не известно, товарищ генерал! — сказал Бурнин. — Если позволено будет выбрать, то я попрошусь обратно в свою армию.

— Да, с другой стороны, конечно, Анатолий Корнилыч, тут все-таки люди свои. Тут ты уже продвинулся, все тебя знают. А прямоугольничек на петлицы мы и тут нашли бы!.. Как там кто ни смотри скептически и критически на наши успехи, а все-таки Ельня — это первый город, который фашисты должны были нам отдать, и наш тут вклад сделан. Не зря нас с тобой наградили… Впрочем, рыба ищет, где глубже! — оборвал себя Острогоров. — Желаю удач и здоровья!