Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана

– Нет, выслушай!.. И тебе хочется быть спокойным там, в море. Ты хочешь помириться со мною не из-за меня, а для себя. Ты, мне кажется, большой эгоист, Артем!..

– Ну, во-от, – обиделся Пеклеванный, – так уж сразу и эгоист!..

– Да! – не могла успокоиться Варенька. – Хочешь, скажу большее?

– Ну?

– А за что ты не любил Самарова?

– Я не то чтобы не любил, – растерялся Артем, – я просто относился к нему спокойно.

– Неправда! – возразила Варенька. – Ты не любил его за то, что матросы к нему относились как к другу, а к тебе только по уставу…

Пеклеванный спрыгнул с подоконника, схватил со стола папиросу.

– Он – посредственность, твой Самаров, таких тысячи! Он даже не имел для политзанятий своих оригинальных мыслей, а пользовался вырезками из газет!..

– Однако, – ответила Варенька, – матросы любили в нем не партийный билет, а человека… Не забывай, пожалуйста, что ты сам подал недавно заявление в партию. Зачем ты это сделал?

– Я?

– Да, ты!

– Странный вопрос!

– Нисколько.

– Отстань от меня, Варька! – примирительно сказал Пеклеванный, тайком посмотрев на часы. – Ну чего ты на меня сегодня взъелась?.. Вот сейчас опять скажешь, что я эгоист, желаю покоя только для себя, а я же ведь… люблю тебя!.. Мне обидно оставлять тебя в таком состоянии, Варька!

– Ну?

– Давай помиримся!

– Ну, помиримся… А дальше что? – Варенька безнадежно махнула рукой. – Я же ведь не могу вынуть из тебя душу, сердце и вложить другие. Ты знаешь, Артем…

Она замолчала. По наклонному железу подоконника, приплясывая, ходил серый полярный воробей. «Чирик-чирик», – посмотрит на Вареньку как-то сбоку, подпрыгнет и снова: «Чирик-чирик».

– Так что? – спросил Пеклеванный, демонстративно натягивая перед зеркалом фуражку.

Варенька словно очнулась:

– Я забыла, Артем… Вот засмотрелась на этого воробья, который напомнил мне ленинградских, и я забыла… А ты уходишь?

– Да, – сухо ответил Артем, – но я хочу… я хочу сказать тебе последнее.

Он сделал какие-то движения ртом, и Варенька вдруг заметила, как на его шее под гладко выбритой кожей судорожно перекатился острый кадык. Раньше она почему-то не замечала его.

– Что, Артем? – спросила она, тоже собираясь уходить.

– Последнее, – тихо повторил Пеклеванный, и кадык снова уродливо перекатился у него под кожей. – Я хочу сказать тебе, что в море…

Варенька насторожилась:

– Ну… в море?

– В море, – продолжал Артем, – находится около сорока немецких подлодок, и с некоторыми из них нам суждено встретиться. И ты… ты, Варенька, еще пожалеешь, если…

Она невольно закрыла глаза, и перед ней, как сейчас, встала накрененная палуба «Аскольда», потоки воды в коридорах, стоны людей, и шрам ранения вдруг резануло забытой болью.

Она порывисто прижалась к Артему, терлась головой по его жесткому кителю:

– Прости… Прости меня, милый!.. Я понимаю: нам нельзя ссориться, пока идет эта война… Прости!.. Если с тобой что-нибудь случится, я не снесу этого…

Он обнял ее тоже, и она доверчиво потянулась к нему…

Потом, стоя перед зеркалом и одергивая китель, она вяло говорила:

– Ты не опоздаешь?.. Нет?..

Вставляя ключ в скважину двери, Артем деловито объяснял:

– Нет, у меня хорошие отношения с командиром. Бекетов мне верит. В крайнем случае, скажу, что задержал на улице одетого не по форме матроса и запоздал… Только ты давай поскорее. До чего же вы, бабы, всегда копаетесь!

– Ничего, – сердито отозвалась Варенька, – ту самую, из Владивостока, ждал, ну и меня тоже обождешь…

– А я разве что говорю? Надо, знаешь, как: раз, два и готово!..

– Обожди, я куда-то уронила булавку.

– Плевать на нее! Не могу же я ждать, пока ты…

– А ты не жди. Скажешь Бекетову, что задержал на улице не одного, а двух матросов. Тебе же ведь он поверит.

– Перестань! Ты знаешь, ради чего я жертвую своими отношениями с командиром…

– Нашла булавку, – вздохнула Варенька, – вот она… Ну, пойдем!

На площадке лестницы она сказала:

– Как все-таки… плохо у нас!

– Плохо? – удивился Артем.

– Ну, если не плохо, то и не совсем хорошо, мой милый… Ну, скажи, скажи, – вдруг горячо заговорила она, – неужели ты, которому столько дано, не можешь поступиться даже моим крохотным вниманием к Мордвинову?.. А?

Пеклеванный высвободил свою руку из ее ладони, остановился.

– Тебе потому и плохо? – спросил он.

– Нет, не потому, но я…

– По-оня-ятно, – нараспев произнес Артем.

Вареньке показалось, что он сейчас ударит ее, – такие были у него глаза в этот момент.