– Я сяду, нэйти, если позволите?
– Садись…
Он почти обхватил руками веселое, брызжущее искрами пламя.
Его лицо просветлело, когда он сказал:
– Вы добрые люди, нэйти!..
Одна из женщин, которая жарила грибы, спросила:
– До границы еще далеко?
– Если идти прямо – нет, но кругом немцы…
– Это мы знаем, летели – так видели, а сколько нам еще идти?..
Он увидел, что нога одной женщины забинтована, и промолчал, чтобы не пугать их дальностью расстояния.
– Вы откуда идете? – спросил.
Ему не ответили. Женщина, у которой была перевязана нога, спросила:
– Саня, ну скоро ли?..
– Сейчас, Шура, сейчас!.. Вот эти, кажется, уже готовы, потерпи еще немножко.
На сучке, истекая соком, морщились от жара лесные и тундровые грибы, от них вкусно пахло.
– Нэйти, – сурово сказал капрал, – снимите вот этот гриб… и этот тоже снимите: они ядовитые.
– А мы их ели!
– Снимите, – повторил капрал и нащупал под мундиром давно остывшую каккару. – У меня, – сказал он, подумав, – есть хлеб, и мы сейчас, нэйти, съедим его весь!..
* * *
На шестой день своего пути Теппо наткнулся на заявочный столб акционерного общества. По реке, подпрыгивая на порогах, быстро неслись сосновые бревна. Капрал поймал одно из них, притянул к себе комель. Так и есть: на толстой коре вырублена марка: «X». Значит, он вышел прямо к вырубкам «Вяррио».
Скоро послышался стук топоров и визг пил. Теппо Ориккайнен пошел быстрее. Голод и болотная сырость вечернего леса торопили его. Треск рушащихся на землю деревьев напомнил ему былое, когда он валил лес на хозяйских вырубках.
А вот и сама делянка, где он ел гороховый суп и спал на тесных, загаженных клопами нарах, дыша тяжелым батрацким потом.
На крыльцо вышла пожилая женщина, топая по ступеням подбитым деревом кеньгами, всмотрелась:
– Никак это ты, Теппо?
– Я, тетка Илмари. Узнала все-таки?
– Узнала, хоть и состарился ты очень… Откуда?
Капрал невесело отмахнулся от кухарки, вошел в дом.
– Ну, – спросил, – остался еще лес в моей Суоми?
– Рубят-рубят, а все не вырубят.
– Да-а, тетка Илмари, да… Зато вот людей стало меньше. Пуля – не топор. Срубит – и щепок не останется. Да, тетка, да-а…
– Позвать кого? – спросила кухарка.
– А разве кто остался из прежних друзей.
– Пришли недавно… Вот Анти Роутваара без руки, Вяйне Коскела, Пекка Ярвилайнен, Матти Сеплянен…
– А ну-ка, позови их!
Пришли лесорубы, сложили в угол свои тяжелые топоры, сели вдоль стены на лавку.
– Хувяя пяйвяя, Теппо. Где же твои капральские погоны?
– Я оставил их в тюремном каземате Петсамо.
– Та-а-ак… Пришел получить вместо них топор?
– Я, – ответил Ориккайнен, – если возьму топор, так буду рубить кого угодно, только не деревья!
– Война закончилась, Теппо.
– Она еще только начинается, дурни…
– Кх… кха! – откашлялись лесорубы.
Тетка Илмари, печально вздохнув, разлила по мискам похлебку, разрубила на ровные части «фанеру», оставшуюся от прошлых времен.
– Садись и ты, Теппо!..
Ориккайнен сел. Голова пошла кругом от одного только запаха вареной пищи.
– Ух, ты! – сказал он. – Такая же, как в каземате!
Жаром дышала раскаленная докрасна железная бочка, заменявшая печь. Лесорубы разделись до пояса, так что открылись шрамы и раны двух войн, и стали жадно есть.
– Такая же, как в каземате, – согласился один лесоруб, – только в каземате за нее деньги не высчитывали.
– Зато потом, – улыбнулся капрал, – чуть не высчитали за все сразу!
Кухарка снова вздохнула:
– Русские говорят: бережного бог бережет.
– Помолчи, тетка…
Когда миски были вычерпаны до дна, все пятеро легли на верхние нары, закурили горький табак с примесью листьев.
– Ну, рассказывай, Теппо!..
Кое-как, подбадриваемый кивками, кряхтеньем и поддакиванием, рассказал о себе. Помолчали. Захрустел лист газеты.
– Читал?
– Что?
– О беженцах из Петсамо. Как их там немцы…
Теппо сердито засопел носом:
– Я это сам видел!
– Та-а-ак… А про договор знаешь?
– Слышал, но плохо знаю.
Однорукий Анти Роутваара заговорил первым:
– Дешево мы вышли из войны, дешево. Наша Суоми еще в тридцать девятом начала то, что Гитлер хотел. А вот ведь… русские мстить не стали. Даже военнопленных возвращают. Говорят, что наши правители не справились со своим обязательством…
– Каким это обязательством? – спросил Ориккайнен.
– А ты разве не знаешь, что Маннергейм еще до переговоров обещал к пятнадцатому сентября всех немцев, что остались у нас, интернировать. Прошел этот срок.
Читать дальше