Репухов Семенович - Диверсия не состоялась

Спрятавшись в зарослях акации, мы решали, как нам теперь быть.

- Ну и жизнь, - подавленно шептал Витя. - Тут смерть по пятам ходит, да и дома, если вернемся, не известно, что будет.

- Чего раскис? - перебил его Ваня. - Думаешь, наши не поймут, не разберутся, что к чему?

- Ты, Витька, небось забыл, как в Касселе клятву давал!

- Ничего не забыл!

- Тогда не хнычь. Неужели не понятно, что фрицы у нас слабину ищут? Запугивают они нас, вот что!

- Тебе, может, все понятно, а мне не очень. Выходит, я сразу должен податься к своим и сказать: «Я, Павел Романович, такой-сякой, у немцев по компасу учился ходить, в разведчика-невидимку играл и, как бы между прочим, около сорока дней водил фрицев за нос и вдобавок кашу ихнюю ел!» Да никто же мне не поверит! Вы, пацаны, как хотите, а я поначалу сбегаю домой, к мамке, а уж потом пойду в НКВД. Витя Корольков сказал:

- Я домой не пойду. В Красную Армию подамся.

- А я первому , кого встречу на нашей земле , скажу, кто я такой, - решил я.

Прошло еще два дня. Учебные тренировки в поле не проводились. Немцы словно бы махнули на нас рукой и даже разрешили большую часть времени, отведенного на военно-спортивные игры, проводить, как мы сами хотели.

За это время у меня на ноге открылось небольшое отверстие - свищ. Я с трудом скрывал хромоту. Однажды вместе с ребятами отправился на озеро. Но чего мне стоила эта прогулка! Я собрал все силы, стиснул зубы и старался не хромать. Шел медленно-медленно. Невыносимая боль остановила меня на полпути. Я сел возле ручейка, журчащего в нескольких метрах от дороги, и опустил больную ногу в холодную воду. Женя, заметив, что я отстал, вернулся, участливо спросил:

- Здорово болит?

Я вытащил ногу из воды.

- Теперь немного полегче.

- Да у тебя кровь! - испуганно воскликнул он и растерянно посмотрел на меня. - Что делать-то будешь?

- Не знаю. Иди к пацанам.

- А ты?

- Посижу немного, отдохну, потом притопаю. Женя побежал к озеру.

И тут я вдруг увидел приближавшегося ко мне младшего инструктора Таболина. Он шел со стороны особняка. По-честному, я растерялся: никогда не думал, что снова встретимся. Сейчас он увидит мою ногу и тогда… тогда фрицы узнают про мою беду. С разбитой-то ногой разве я им нужен? Ясное дело: убьют и бросят в помойку.

Натянув на ногу ботинок, я встал. Боль несколько притупилась. Сделав несколько шагов, я оказался лицом к лицу с Таболиным. Он протянул мне руку:

- Ну, здравствуй!

Я отпрянул в сторону, оступился и невольно вскрикнул.

- Что у тебя с ногой?

Он уже поднял мою штанину и внимательно, чуть нахмурившись, стал осматривать рану.

- На летном поле, когда прыгали, расшиб, - признался я и дрожащим голосом стал уверять: - Это ничего, заживет. На мне быстро болячки заживают…

- Подожди меня здесь, никуда не уходи, - сказал Таболин и исчез в кустарнике.

Вскоре он вернулся, достал из кармана пузырек с какой-то жидкостью, смазал мне рану, перевязал и вдруг ни с того ни с сего спросил:

- Ты - пионер?

С языка у меня чуть не сорвалось: «Конечно!» Но я вовремя спохватился и замотал головой.

- Так я тебе и поверил, - сказал Таболин. Он закурил и, время от времени поглядывая на меня, несколько раз прошелся вдоль ручейка.

«Поймать хочет», - думал я, сидя на траве. Вспомнил, как в карцере к Ване Селиверстову подбивал клинья повар Герман. Советовал идти к своим…

Таболин бросил окурок в воду и подсел ко мне: - Нас тут двое, ты и я, и этот разговор останется нашей тайной. Я обязан предупредить тебя, что немцы на днях забросят вас всех на территорию Советского Союза со специальным заданием.

- А как это? - спросил я.

- Не прикидывайся дурачком. Ты знаешь как.

Таболин досадливо поморщился. Очевидно, он был в затруднении. Но, как ни в чем не бывало, продолжал:

- Когда вы окажетесь у своих, немедленно свяжитесь с представителями местных властей - идите в райисполком, к председателю сельсовета, в милицию - словом, не теряйте ни минуты.

- Ну да! - протянул я. - Чтобы нас схватили, как ту белку. Алексей Николаевич лучше вас знает…

- Алексей Николаевич запугивает вас, - сердито произнес Таболин. - Он служит фашистам. А я - нет. Понял? Впрочем, все равно, веришь ты мне или нет, но ты должен знать, что галстук советского пионера имеет красный цвет - цвет пролитой крови. Льется она и сейчас. Я думаю, что многие ребята уже поняли, ради чего немцы вас кормят и так много говорят о вашем будущем, - Иван Семенович положил свою руку на мое плечо: - Конечно, все это я должен был сказать раньше, но сам подумай, разве я мог пойти на риск? Во всяком случае, я должен был хоть что-то знать о вас.