Альберт Зарипов - Партай-геноссе

— А я-то здесь при чём? — бодрым тоном отозвался Микола. — Это змеи виноваты!

Шпетный вздохнул и высказал тому всю правду-матку:

— Мы тут столько ночей спали, и ничего! А после тебя!..

Они бы ещё полночи переругивались меж собой… Но с ребристого бронелиста послышался голос Веселкова… Тоже очень бодрый.

— Всем спать! Завтра утром снимаемся! Переедем на другое место.

И это было мудрым решением командира группы. Ведь мы тут находимся уже трое суток, а ни одного каравана не прошло мимо нас. Так что… пришла пора менять свою диспозицию… И даже змеи тут совсем ни при чём.

А здоровый сон как не шёл, так и не собирался идти!

Несмотря на столь приятственную новость, все солдаты продолжали мучаться неопределённостью и безвестностью. Всем уже давным-давно казалось… Вернее, уже явственно ощущалось то, что самые ядовитые змеи уже ползут в нашу сторону… Что фаланги и скорпионы уже вовсю семенят к нам… Что паразитам и каракуртам только и осталось проползти последние метры…

А их всё не было и не было…

Постепенно наши вынужденно-бодрствующие мучения переросли в тяжёлые фазы полудрёмы и полусна. Хоть так-то…

На следующее утро всё начиналось во вроде бы нормальном русле течения военно-полевой жизни. После ускоренного завтрака наша группа уже была полностью готова к выдвижению: имущество загружено, оружие проверено, а личный состав занял свои места на броне. Там же расположился и товарищ майор, который по причине всеобщей спешки успел израсходовать только полфляжки воды… Чтобы умыть своё здоровенное «личико», сияющее теперь на всю округу в горделивом одиночестве. Это на общем-то фоне небритых и чумазых образин… Как обычно невыспавшихся и, естественно, неумытых…

Словом, боевая разведгруппа была готова к новым трудностям перемещений по афганской пустыне. И все ждали только соответствующей команды… То есть «Вперёд!»… Однако случилась очень досадная загвоздка. Наш педантичный командир обошёл всю округу и остался крайне недоволен увиденным.

Первым делом он позвал меня. Ведь именно я был его заместителем, и лично на мне висела вся ответственность за бытовое обустройство группы. Я шёл к Веселкову, утопая в рыхлом песке, и уже понимал причину командирского неудовольствия.

— Ну, и что это такое?! — строго вопрошал старший лейтенант, тыча пальцем в небольшую ложбинку. — Как это называется?

Я угрюмо молчал и исподлобья оглядел свободную от растительности низинку. Здесь располагалось отхожее место второй подгруппы. Вообще-то и у первой брони имелся участок пустынной местности, где и полагалось справлять вполне естественные человеческие потребности. Однако мы не забывали того, что находимся на чужой и весьма враждебной территории. И поэтому после нас не оставалось практически никаких свидетельств пребывания в данной местности. Ну, разве что вскопанная кое-где земля.

А тут… Я мысленно ругал себя лично за свою должность замкомгруппы. Но ещё больше я костерил обленившуюся вторую подгруппу. Им уже было трудно вырыть сапёрной лопаткой подходящую по размерам ямку, чтобы в добровольном порядке заполнить её чем получится, туда же закинуть использованную бумажку и после всего этого добросовестно засыпать всё песком. Вторая же подгруппа посчитала себя высокообразованным конгломератом полит-экономиков и апологетов самой передовой научно-социальной теории. И потому особо так не утруждалась… Ни выкапыванием персонально-отхожих ямок, ни вообще какой-либо маскировкой продукции своей личной жизнедеятельности.

— Что это такое? — уже успокоившимся тоном спросил Веселков.

— Туалет второй подгруппы, — ответил я.

— А он здесь должен быть? — полюбопытствовал командир. — Именно в таком виде?

— Никак нет! — отчеканил я.

Мне было очень понятно раздражение Весёлого. Ведь после полного убытия нашей группы из этого района пустыни Регистан, на месте днёвки должны остаться только гусеничные следы. По которым довольно-таки трудно определить то, когда же именно мы отсюда уехали. Ведь афганский песок — это не липкая глина или же жирный чернозём. По гусеничным отпечаткам на этих видах почв можно определить время, когда были сделаны эти следы. Высыхающая кромка гусеничной колеи способна многое подсказать… Особенно тому, кто разбирается в следопытстве…

А в нашем конкретном случае о времени пребывания разведгруппы могли рассказать… Нет… Не полностью засыпанная яма наблюдательного поста и даже не стёртый с лица земли наш походный очаг. Нас могло выдать обыкновенное человеческое дерьмо. Не убранное за собой кучкой опухших балбесов-бездельников. Окажись здесь душманы, они не побрезговали бы собственноручно поднять использованные бумажки… Чтобы учуять вполне явственный запашок людских экскрементов. И они не поленились бы потыкать палочки в эти кучки, чтобы определить плотность людских выделений… Вот тогда бы духи поняли то, что «шурави» здесь были совсем недавно. А если прошло мало времени, то советские солдаты всё ещё находятся где-то поблизости. И останется моджахедам только пройтись… Вернее, проехаться по нашим гусеничным следам… И, в конце-то концов, мы окажемся ими обнаружены…