Иван Стариков - Судьба офицера. Книга 2 - Милосердие

Гордей Михайлович вошел, и все настороженно обернулись к нему, но он взглянул на Оленича, и Андрей невольно поднялся:

— Ты о Вите говорил? О нем спрашивали?

Гордей нехотя ответил:

— Не о Вите, а об этом Ляхе. Спрашивают, не приходил ли к нему парень, тракторист из дорожно-эксплуатационного управления. Некий Богдан…

— Погоди, Гордей! — встрепенулась Людмила. — Это кавалер Гали! Да, он звонил несколько раз, допытывался про Галю и про Виктора, угрожал. Ревнует к Вите Галю.

Оленич взволновался, подступил к Гордею:

— Да не тяни ты, ради бога: что говорили о Вите?

Неожиданно Рекс кинулся к двери и зарычал: на пороге появилась Галя — перепуганная насмерть, бледная, в глазах — слезы и страх. И сразу закричала:

— Убили! Витю убили!

Кубанов одним прыжком очутился возле нее, схватил и прижал лицом к себе, чтобы замолчала. Но она билась, вырывалась, и слышно было:

— Там, в парке… Мы гуляли… А он… Богдан наскочил и ножом Витю… Ножом в грудь. Он упал… Кровь, кровь! Слава рукою закрыла рану… Скорее!.. Слава кричит там… Она с ума сойдет! Скорее сделайте что-нибудь!

Гордей Михайлович кинулся ч телефону:

— Дежурный врач? Немедленно карету в городской парк. Да, с носилками: там ранен Виктор. Вы слышите меня? Отдайте распоряжения, чтобы готовили все к операции. Я сам буду у стола.

Кубанов схватил Галю за руку:

— Девочка, быстрее бежим в парк! Мы должны быть там! Бежим!

Галина сквозь рыдания бормотала:

— Мне страшно… У меня перед глазами бледное лицо Вити… До сих пор вижу, как сквозь пальцы Мирославы сочится Витина кровь…

— Пойдем, пойдем! — увлекал ее Курбанов. — Ты же медик, ты всегда должна быть первой там, где страдает человек…

Все стихло.

За широким окном столовой пламенел закат. Красное, замешанное на вечерней синеве зарево окрашивало все предметы в комнате и лица Андрея, Люды и Гордея в какой-то неправдоподобный цвет. И каждому из них на миг показалось, что мир превратился в преисподнюю и все в жизни потеряло свой смысл. Потрясение было настолько сильным, настолько глубоким, что трудно было сохранять душевное равновесие.

Что-то тонкое-тонкое и хрупкое-хрупкое лопнуло в Олениче и разлетелось на мелкие колючие осколки. Он так ясно ощутил это что-то, которое разлетелось со звоном и подкосило ноги.

— Люда, мне холодно. Свинцовый холод сжимает всего меня.

— В постель! — громко и властно сказал Гордей. — Немедленно в постель!

— Погоди, Гордей… Мне же нужно узнать все о Вите. Я выдержу, выдержу…

— Немедленно ложись. Ты все будешь знать. Тебе все скажут. А пока ложись.

— Нет! Я выдержу. Я должен выдержать. Они хотели свалить меня? Нет, я выстою и на этот раз… Люда, милая, прислонись ко мне. Так, хорошо. Теперь я должен выдержать: я и за тебя в ответе, не только за Витю…

Во дворе прошумела машина, и Гордей выбежал из квартиры.

Появился Кубанов. Он подошел к Андрею и взял его руку:

— Андрюша, Витя жив. Что самое главное. Рана опасная, но он жив.

— Кто?.. Кто это сделал? За что? Неужели ревность? Не верю.

— Узнаем. Это мы узнаем.

— Люда, спроси: в каком он состоянии? Пойди и приди. Только быстрее вернись. Слышишь?

— Да, конечно.

Кубанов сказал:

— Мне надо отлучиться на несколько минут.

Но он не успел выйти, снова зазвонил телефон. Николай бросился к аппарату. Оленич последовал за ним: теперь каждый звонок может оказаться важным. Кубанов кричал в трубку:

— Алло! Алло! Кто звонит? Говорите! Алло! Вас слушают, говорите!

Положил трубку. Но телефон зазвонил вновь.

— Погоди, — сказал Андрей. — Это меня. — Он взял телефонную трубку и спокойно произнес: — Оленич.

В ответ послышалось негромкое:

— Крыж.

И трубку повесили.

Жар ударил в голову до корней волос. «Неужели жив тот самый трусливый Крыж?.. Зачем он вышел на меня? Я ему мешаю? Но почему так торопливо произнес фамилию и так поспешно повесил трубку? А возможно, это не он сам? Может, кто-то сообщил о нем? Нападение на Виктора — и тут же ненавистное имя: Крыж! Как это объяснить?»

А что, если это удар в спину? Свалить его, сбить с ног любой ценой. Отплатить за тот страх, которому подверг Оленич в сорок втором, заставив стоять под градом пуль и среди взрывов? И за ту пистолетную пулю!

«Это враг! Идет за мною следом! — лихорадочно думал Андрей, приходя в себя от неожиданности и от внезапного удара. — Враг! Настоящий, вне всяких сомнений, и к тому же — самоуверенный. Наглец, если это он сам назвался. А если сообщили о нем? Предупредили меня, предостерегли? Тогда — опасно».