Иван Стариков - Судьба офицера. Книга 2 - Милосердие

— Эдуард, — представился он. — Извините, Рената, но у вас в одежде есть некоторое несоответствие вашей красоте и грации. Вы должны носить более облегающую фигуру одежду, вы станете еще изящнее и неповторимее.

— Покажите те снимки, что вы оставили себе.

Она долго их рассматривала, потом удивленно подняла глаза на Эдуарда:

— Какая я разная! И это в те считанные минуты моего пребывания в вашем ателье?

— Это в минуты вашего пребывания в моем присутствии.

— Ого! Ну, а почему я здесь грустная… Глаза мои грустны? А на втором снимке — слишком капризны губы.

— Капризность делает вас величественной и недоступной, а грусть — лирической, утонченной натурой. И то и другое в вас — прекрасно.

Рената вдруг нахмурилась:

— Вы слишком легко рассыпаете комплименты. Я не верю в их искренность.

— Не надо, Рената! Вы прекрасно знаете цену своей красоте.

Знакомство с Ренатой заставило Эдуарда заняться собой в интеллектуальном и этическом отношении. Он стал больше читать, ходить в кино, побывал даже в театре. С помощью ребят из индпошива приоделся модно. Увлечение Ренатой было ему полезно еще и тем, что он фотографировал ее как модель — искал новые и новые позы, перешел на цветную пленку и однажды сделал снимок, какой мечталось сделать. Девушка открылась ему с неожиданной стороны. Она сидела в светлом платье, вышитом легким весенним орнаментом, и держала в руках гладиолус мягких сиренево-розовых тонов. Вся залитая солнечным светом, рыжие волосы ее просвечивались и казались золотистой дымкой. В глазах — мечтательность, словно она видела что-то внутри себя — приятное и радостное. Портрет он назвал «Девушка с цветком», но в журнале, куда он отнес неожиданно для себя, его назвали «Греза» и поместили на обложке в цвете. Это стало поворотным моментом в его судьбе. Он познакомился с работниками редакции, ему начали давать поручения, и он понемногу прирабатывал. Но ее портрет принес ему удачу. Когда он позвонил Ренате и попросил принять его, она, подумав несколько секунд, сказала:

— Ну хорошо, приходите. Опять снимать?

— Нет. Приду с подарком.

— За него нужно расплачиваться?

— Что вы, Рената!

Он оделся по самой последней моде, побывал в хорошей парикмахерской, купил цветов и явился к ней. Увидев пижонистого, но в целом элегантного и даже привлекательного молодого человека, лицо которого излучало влюбленность и преданность, а от плотной стройной фигуры веяло силой и уверенностью, Рената смотрела на него несколько озадаченно, но приняла гостеприимно. Он поднес ей цветы и журнал с ее портретом. Она даже ахнула: такая неожиданность для нее! Какой гордой ни была, как высокомерно ни относилась раньше к нему, теперь растрогалась:

— Говорила же я, что вы — художник! Хотя не могла предположить, что вы сумеете так показать меня, с такой выгодной стороны. Как вам удалось?

— Это потому, что я вас люблю, Рената.

Она же нахмурилась, перестала улыбаться и сухо произнесла:

— Зачем вы произнесли эту банальность? Все, все испортили! Я так трудно шла к вере в ваш талант, в то, что вы тонко чувствуете человеческое настроение, умеете заглянуть в душу, понять психологию. А вы вдруг, как и все: «Я вас люблю». Да, вы мне нравились своей неотесанной, но сильной фигурой, да, в вас проступает часто что-то дикое и неосознанное. И вдруг телячье: ме-е!

Эдик почувствовал, что теряет равновесие, вся его напускная интеллигентность исчезла, улетучились заученные правила этики, кровь застучала в висках. Он почувствовал себя разъяренным быком и пошел на эту непонятную, насмешливую соблазнительницу. Она увидела его одержимое лицо и ослепленные страстью глаза, спохватилась и пожалела, что раздразнила этого верзилу, но было уже поздно: он схватил ее за руки, она почувствовала такую неукротимую силу, что поняла — ей уже но вырваться. Хотела закричать, но лишь застонала я начала отбиваться от него. Когда он схватил ее за талию, она стала хлестать ладонями по его лицу, задыхаясь от бессильного возмущения и со стоном выдыхала:

— Подлец! Чудовище! Скотина! Подонок!

Но Эдик, не отзываясь на крик, легко поднял ее на руки и понес к дивану. Она билась руками и ногами, но не могла сдвинуться с места и, обессилев, притихла, словно задохнулась…

В тот же вечер он пошел к отцу.

Крыж внимательно посмотрел на сына, словно стараясь угадать, зачем он пришел, уж не денег ли просить. Но Эдик произнес:

— У тебя есть чего выпить?

— Это всегда имеется. Садись к столу, начнем пировать.