Виктор Делль - Полундра

Ломал я себе голову и так, и эдак, а из советчиков у меня один лишь Вовка Зайчик. Он говорит: «Анкеты проверяются». Я ему: Ну и пускай». А он: «Свидетели нужны, найдешь кого?» Тут-то я и растерялся. Где их искать, свидетелей, живы ли? Скрыл я про оккупацию, написал «не был». С тех пор постоянно чувствую беспокойство. Теперь, после разговора с майором, оно усилилось еще больше.

— Уж полночь близится, а мы не в форме, — пропел Кедубец.

До полночи оставалось около шести часов. Вся группа стала собираться в город. Звали и меня с собой. Куда идти? Ходить по городу и прятаться от патрулей мне не хотелось. Как мог, объяснил.

— Тогда вы назначаетесь вахтенным! — распорядился Кедубец.

Через час, когда ребята побрились, переоделись, а начальство разошлось по домам, мы спустились на первый этаж, отворили окно, вытащили прутья из решетки. Прыгали в окно один за другим. Моя вахта заключалась в том, чтобы поставить прутья на место, вынуть их снова часов в пять утра, встретить товарищей.

Разошлись все. Можно было поспать, как говорят, минуточек шестьсот. Не спалось. В последнее время мне плохо спится. Что-то я не так сделал. Стоило городьбу городить. Мотался, поступил в школу юнг, старался учиться хорошо, друзьями обзавелся, а теперь, выходит, сам же и обрубил все концы. Мечта о море от меня в какую-то другую сторону, похоже, подалась. Мне надо было как-то по-другому действовать…

Как?

Нет ответа. Выхода не видать. Вот тебе жизнь, вот тебе и поле. Встретился перекресток, а указателя нет. Налево, направо пойдешь, где что потеряешь, где что найдешь… И спросить не у кого… Трудно быть одному. Самому с собой разговаривать, все равно что в ущелье кричать. Только эхо в ответ. Что спросится, то и ответится. Мне же на море надо, на корабли. Я помню, когда это со мной началось. Мечта о море завладела мной еще на фронте, когда жив был дядя Сокол. Я увидел свою мечту на берегу небольшой речушки за Ржевом. Лето было, солнце, теплынь. Нашу отдельную роту отвели на отдых. Ни выстрелов, ни тревожных ожиданий. Птицы заливались — в землянке слышно. Устроили баню. Хлестали друг друга вениками. После бани ребятам водки сверх нормы дали, шикарным обедом накормили. Накануне многие отличились. Поговаривали о наградах. Командир дивизии приезжал, благодарил.

А дело было так.

Готовился прорыв. Но мы тогда не знали, что готовился прорыв. Мы лишь догадывались по тому, как на наш участок прибывали все новые и новые подразделения, по наездкам к нам на передовую самого высокого начальства даже из армии, по приподнятому настроению этого начальства, по многим едва приметным признакам. Вот тогда-то меня и вызвал командир нашей роты старший лейтенант Богров.

Накануне прорыва старший лейтенант наладил связь с партизанами. В день наступления решили устроить панику в тылу у фрицев. В Глуховские леса послали связиста, но он не дошел. Второго связиста с рацией выбросили с парашютом. От него тоже известий не было. Как позже выяснилось, прыгнул он на ложные костры, погиб во время перестрелки. Узнали об этом после операции. А тогда мне сказали, чтобы я обязательно добрался до партизан, передал условный сигнал: при появлении самолетов обозначить готовность, принять группу не только кострами, но и тремя зелеными ракетами с интервалами в пять секунд. Я это все сделал, добрался без приключений. Группа выполнила задание. Возвращались мы уже вместе. Нам было хорошо тогда. Вылазка обошлась без потерь, оттого и настроение было приподнятым. Всем весело, все живы. Много ли выпадало таких дней. С той минуты, когда трое разведчиков дядя Паша Сокол, Слава Топорков, Коля Федосеев подобрали меня в немецком тылу, прошла зима, наступило лето. На фронте это очень много. Были ночи, когда каждый из них мог умереть не однажды, были дни не менее беспощадные, чем ночи. Меня берегли. Если отправляли за линию фронта, то с такими предосторожностями, что и не придумаешь. Инструктировал командир роты сам. Все проверял. Чтобы белье было грязным — сирота все-таки, одежда рваной. Карманы, бывало, вывернет, чтобы, не дай бог, не оказалось чего. Линию фронта переходил с разведчиками. И встречали они меня на немецкой стороне. А уж если бой, комроты обязательно находил для меня дело в штабе дивизии и вручал письмо. Срочно, мол, аллюр три креста. Это в старой армии, если отправляли посыльного с особо важным документом, на пакете ставили три креста. С такой отметкой посыльный мог загнать коня насмерть, но доставить донесение как можно скорее.