Николай Черкашин - Пламя в отсеках

Драматический парадокс: подводников спасали те, кто по смыслу своей службы был призван их топить, — экипажи противолодочных самолетов Ил-38.

Что бы там ни говорили о летчиках, а спасенные подводники лучше, чем кто бы то ни было, знали, кого им благодарить. Они упросили врачей разрешить им встретиться с экипажами воздушных кораблей. И вот в холле спецотделения среди больничных пижам замелькали черно-голубые погоны морских летчиков. Крепкие рукопожатия.

— Спасибо, ребята!

— А мы вас только сверху видели…

— А мы вас только снизу…

— Мы старались как можно ниже над вами летать…

— Да, уж без вас точно пропали бы, Спасибо!

— Вам спасибо, что продержались!

Летчиков привел генерал-лейтенант авиации Дейнеко, живой, худощавый человек, отнюдь не забывший, как давит штурвал на ладони. Не так давно он сбрасывал грузы экспедиции Дмитрия Шпаро у самого полюса. Дейнеко и объяснял подводникам, почему к ним были посланы Ил-38, а не гидросамолеты Бе-12.

— Это машины ближнего действия. Горючего у них хватило бы долететь только туда. Ни один бы не вернулся обратно. Кроме того, при том волнении моря «барашки» бы поотшибали у них поплавки. Эти машины могут садиться только на гидродромах при зыби не выше трех десятых метра… Пока что ничего лучшего у нас нет. Поэтому решили послать противолодочные самолеты. Они лучше всего приспособлены для поиска лодок и длительного нахождения в воздухе…

Рассказ командующего авиацией Северного флота продолжил майор Г. Петроградских, командир экипажа, дольше всех кружившего над районом катастрофы:

— Перед вылетом мы сняли все бортовое оружие и приняли КАСы — контейнеры авиационные спасательные. Летели к вам на пределе, как мы говорим, «лишь бы крылья не отвалились». Штурман сократил маршрут за счет минимального удаления от норвежских границ. Обычно мы облетаем их далеко стороной, не ближе ста километров. В районе лодки — туман до воды, то есть погода такая, что по всем летным законам я не имел права снижаться. Чуть севернее мы отыскали небольшое «окно» и снизились. Увидели лодку визуально и тут же установили с ней радиосвязь. Связь довольно устойчивую. Вообще тон переговоров был довольно спокойным. Мы волновались больше, чем ваши радисты. Работали они до самого конца. Последняя фраза: «Ухожу со связи, выходим наверх» (все лодочные связисты погибли. Переговоры вели по очереди лейтенант Вадим Зимин, инженер боевой части связи, и его командир капитан 3 ранга Александр Володин. — Прим. авт.).

Честно говоря, мы до 17 часов и сами не верили, что все трагично кончится.

По ходу переговоров было ясно, что вы нуждались только в одном виде помощи — буксировке. И вдруг лодка задрала нос и быстро ушла кормой на глубину.

Я видел оба плотика — тот, что был облеплен людьми, и тот, пустой, что вынырнул чуть позже. Пристрелялся глазом так, чтобы ни на минуту не терять вас из поля зрения. Самолет практически не выводил из виража. Знал, что завалю курсовые системы — для их нормальной работы необходим хотя бы небольшой отрезок прямолинейного полета, — но тут уж было не до приборов. Надо было дождаться рыбаков и навести их точно сигнальными ракетами. И хотя они мчались на всех парах, нам — после наших-то скоростей! — казалось, что они едва телепаются. Все мы хорошо представляли себе, что такое оказаться в ледяной воде после жарких отсеков.

— Почему так далеко падали плотики?

— Мы сбрасывали вам контейнеры с плотами. Они по полтораста килограммов каждый. Если бы мы вмазали одной такой штукой по плотику, то положили бы всех. Поэтому кидали их так, чтобы вас нанесло на них ветром и течением.

— Почему же они не раскрывались?

— Они и не должны были раскрываться. Ведь это КАСы — контейнеры, и предназначены они для спасения летчиков. Летчик подплывает к контейнеру в надувной лодке и дергает за пусковой линь с усилием в 16 килограммов. Тогда плот освобождается и автоматически надувается. Но проделать это в ледяной воде и в вашем положении было немыслимо. Мы же сбрасывали то, что имели. И для моральной поддержки старались держаться как можно ниже, пролетали над самым плотом. Правда, мешал норвежский «Ориоя», он искал точку фотосъемки и все время резал нам курс. Конечно, не специально, но маневр нам сковывал…

Ушли мы в базу лишь тогда, когда увидели, что подняли всех.

— Спасибо, орлы! Мы вас слышали даже тогда, когда уже были в каютах…