Войцех Жукровский - Направление – Берлин

– Нет. Я обошел вышку вокруг. Ни слуху ни духу… Наверняка орудует по-своему.

– Человек не иголка, найдется, – неуверенно поддержал его старшина роты.

– А если его пристукнули и закопали? Откуда ты знаешь, сколько их там еще скрывается: если бы ты хорошенько прочесал, возможно, не одного бы вспугнул, – поднял руку Качмарек. – С наступлением темноты мы выступаем. Поэтому медлить нельзя. Бери людей и без капрала не возвращайся!

– Веди! – Валясек подтолкнул вперед Залевского. – Неужели человек не имеет права минутку посидеть спокойно?…

Збышек успел услышать еще, как капитан отчитывал Качмарека:

– Как ты мог отпустить Наруга? Ведь он – лучший наш разведчик, у него настоящий нюх… Он всегда готов идти на риск…

– Он сам полез, ему никто не приказывал. Откуда я мог знать, что его черт дернет преследовать врага в одиночку, свои счеты сводит с Гитлером. Уж я ему натру уши, когда вернется…

– Дай бог, чтобы живым вернулся, – развел руками капитан, потягиваясь и зевая, как наработавшийся косарь.

Повар принес два котелка с гуляшом, потом сунул руку в карман, и извлек две рюмки толстого стекла, вопросительно поглядывая на офицеров.

– Давай, дорогой, – пальцем показал капитан. – Чуть-чуть!

Из другого брючного кармана повар вытянул бутылку, обернутую в газету, и наполнил обе рюмки. Офицеры поспешно выпили и принялись за еду.

Капитан оторвал корочку от пайки и, обмакнув в соль, насыпанную в крышку от котелка, с удовольствием принялся жевать.

На дороге – рокот моторов: движутся советские танки. Солдаты завернулись от пыли в плащ-палатки.

Поляки, собравшись у обочины, с удовлетворением взирали на стальную реку, что текла им на подмогу к Одре.

– Привет, союзники!

– Здравствуйте, молодцы!

– Сколько до Берлина?

– На полном ходу – часа три.

– Подождите нас!

– Мы тоже собираемся туда с визитом!

– Мы им припомним Варшаву! – добавил Залевский.

Они сбились толпой, потому что веселая девушка с двумя косичками, желтым флажком преградила им путь.

– Пропусти, Маруся, – наседал Валясек.

– Я не Маруся, я Тамара, – быстро повернулась она к нему. – Подождите минуточку…

– Таня, будь любезна, – попросил он.

– Нельзя. Чего смотрите, бабы не видели?…

Они прошли совсем близко от нее, стараясь, словно невзначай, слегка коснуться ее. Им всем нравилась эта темноволосая девушка с чуть раскосыми, живыми глазами.

– К регулировщицам лучше не лезь, – поучал Залевского старый служака, – бесполезно. А уж если отбреет, солдат заткнется, во какой язычок!

– А эта симпатичная, мне бы только время, я бы ее приручил, стала бы как шелковая.

На дороге – пыль столбом и голубоватый дым выхлопов. Когда солдаты перебежали на другую сторону Шоссе, по нему снова потянулись армейские обозы. Теперь они шагали повеселевшие. Вдруг из лесу им навстречу вышел Наруг, конвоируя немца, с ног до головы заляпанного грязью.

– Войтек!

– Слава богу, ты жив, а мы уже беспокоились…

– Капитан о тебе спрашивал, – сказал Валясек и похлопал его по плечу, словно проверяя, не привидение ли перед ним, но тотчас с отвращением стал вытирать измазанную грязью руку о траву. – Чем ты занимался? Вымазался, как свинья!

– Пришлось вытягивать его из болота. В камыши нырнул. Утку из себя изображал, скотина. Держи руки на затылке! – рявкнул он на немца, который отирал измазанную физиономию тыльной стороной ладони. – Проклятый гитлеровец, своего же ухлопал за то, что тот хотел сдаться! А потом дал деру в болото, думал, я его не выловлю.

Залевскому стало не по себе: он понял, что несправедливо обвинял приятеля. Но ему стыдно было признать свою неправоту и протянуть Войтеку руку в знак примирения. И он решил при первом удобном случае как-нибудь загладить размолвку, пора положить конец взаимной неприязни.

Наруга торжественно повели к походной кухне.

– Ну ты и преобразился, – подтрунивал над ним повар. – Будто дня три в гробу пролежал.

– Тьфу! Сплюнь три раза! – воскликнул Бачох. – Не то беду накличешь!

– Надо бы искупать немца! – подал кто-то мысль. – На веревку его – и в колодец!

– А веревку – на шею! – добавил другой.

Немец, видя, что его тесно обступила толпа людей, чьи лица не выражали доброжелательности, принялся торопливо шарить по карманам. Он достал какой-то документ и, оттопыривая толстые губы, показывал фотографию.

– Ich habe Frau und zwei Kinder… so klein, [8]– говорил он, опустив руку.

– Чего он хочет? – скривился Острейко.