Герберт Крафт - Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою

Наш командир отделения напрасно пытался вывести нас из принятых нами поз. На минутку он отошел и вернулся с девушкой, которая из кофейника угостили, нас горячим кофе с фруктовым шнапсом. Тогда мы приняли несколько более приличное положение, чтобы девушка не заметила, где у нас болит больше всего. От нее мы узнали, что наш отряд встал на постой в ближайшей деревне, а для нас уже заготовлены соломенные лежанки. Это сообщение было для нас лучше самой прекрасной музыки. Мы от души были ей благодарны за помощь.

Когда вдали услышали звуки приближения главных сил, мы построились, чтобы идти дальше. Перемещая попеременно вперед то левое, то правое бедро, мы ушли в ночь. Мы могли идти по дороге теперь только враскоряку. Теперь мы были благодарны каждой капельке пота, стекавшей по бедру: хотя она жгла, но все же «смазывала».

Как мы прошли последний, 74-й километр, мне непонятно до сих пор. Командир отделения сказал нам только, построив нас перед собой:

— Господа, если ВЫ не способны выполнить поставленную задачу, то Я должен ее выполнить. Это вам ясно? — Это подействовало!

Большинство жителей местечка, куда мы пришли, не спали и встречали нас. Ни поцелуи девушек, ни вино, ни шнапс нас не удержали. Словно бревна мы свалились на соломенные лежаки в открытых сараях, не сгибая спин. После этого девятнадцатичасового форсированного марша, не выпуская оружия из рук, мы сразу же уснули.

Я очнулся только тогда, когда кто-то энергично стянул с меня сапоги и сорвал с моих ног носки вместе с приклеившейся к ним кожей со стоп. Ротный санитар начал свою работу вместе с разбирающейся в медицине местной девушкой. Ножницами он срезал лоскуты отмершей кожи с темно-красных стоп и немилосердно заливал обжигающим йодом поверхность ран. Тем, что находилось под брюками — растертые поверхности бедер и промежности, потом мы должны были заниматься самостоятельно.

Когда я на следующее утро, которое было уже не утром, а полднем, захотел подняться со своего соломенного тюфяка, то меня снова бросило на мою лежанку. Обтянутые свежей розовой кожей стопы горели огнем. Боль в пояснице была непереносимой. Мои товарищи тоже пытались подняться и тоже сначала безуспешно. Наш командир отделения лежал в уголке и спал. От санитара я узнал, что он отказался ставить кого-нибудь из нас в караул и сам нес службу остаток ночи. Мы могли снова убедиться, что он, как и прежде, «совершенно невозможно висит в своем мундире». Но то, что он показал нам без многих слов, вызывало в нас уважение.

Остаток дня мы провели за чисткой оружия, снаряжения и уходом за собой. Затем нам поручили несение дозорной службы вокруг расположения войск. Они располагались широким полукругом вокруг командного пункта батальона.

На высоте по другую сторону населенного пункта наше отделение находилось в дозоре на опушке леса. Перед нами раскинулись широкие луга, предоставлявшие днем широкий обзор и дававшие хороший сектор обстрела для пулемета, который мы установили на краю лощины под раскидистыми ветвями могучего бука. Листва дерева, спускавшаяся до земли, почти полностью скрывала нас от внешних взглядов. У нашего дозора была телефонная связь с ротным командным пунктом. Наша задача заключалась в том, чтобы во взаимодействии с остальными дозорами, расположенными в округе, обеспечить батальон от внезапного нападения. Свободные от несения службы в дозоре солдаты отделения спали в двух палатках, хорошо замаскированных ветвями, установленных позади поста.

До наступления темноты мы еще успели сориентироваться на местности и установить связь с другими дозорами, далеко отстоящими друг от друга.

Ночь сначала была ясной. Когда совсем стемнело, до нас снова донеслись звуки боя из-за гряды холмов, четко выступавших на фоне светлого ночного неба.

Первый боевой дозор в нашей жизни во время войны, ответственная боевая задача. Пулемет, словно хищный зверь, выжидающе замер в траве, угрожающе вытянув ствол сквозь ветви в сторону противника.

Приказ требовал от нас обеспечивать охрану участка, задерживать лиц, появляющихся вблизи него в ночное время, и охранять их до передачи вышестоящей инстанции. По лицам, не останавливающимся после троекратной команды «Стой!», открывать огонь.

У меня была третья смена дозора у пулемета, то есть с 22 до 24 часов ночи и с 4 до 6 утра. Был еще ранний вечер, и мы все вместе сидели у пулеметного гнезда, обсуждая всевозможные случаи. От огневой точки до палаток за нами мы проложили простейшую сигнализацию: дежурный по отделению привязывал к руке бечевку, которая вела от палатки к пулеметной позиции. Если возникала обстановка, когда он был необходим, то часовой дергал за веревку и вызывал дежурного к себе. После проверки нас попросили не слишком сильно за нее тянуть, так как руку, которой наш полководец пытался взяться за снятые сапоги, с огромной силой тянуло из палатки, и он вынужден был выскакивать к пулемету в одних носках.