Борис Сопельняк - Солдат по кличке Рекс

— Ну и что? Я влез на сосну. Впереди — мелкий кустарник и много-много воды.

— Днепр?! — воскликнул Ларин.

— Конечно, Днепр.

— Ура! Значит, вышли.

— Вышли… Но до цели еще не дошли.

— Дойдем! Ты же бывший сапер.

— Сапер-то я сапер… В общем, надо выставлять наблюдателей, а я потихоньку начну. Проход сделаю узким — лишь бы проскользнуть.

Работал Зуб сноровисто и аккуратно. Мины были противопехотные, без элементов неизвлекаемости, так что часа через полтора проход был готов.

— Шарко, Мацкевич! — позвал Ларин. — Как себя чувствуете?

— Портянки перемотали, оружие почистили, по полбанки тушенки умяли, — доложил Мацкевич.

— Вздремнуть бы, — мечтательно протянул Шарко.

— Не трави душу, — зевнул Ларин. — Сам на ходу сплю… Пошли лучше посмотрим, как подобраться к дотам. Чем ближе рубеж атаки, тем больше шансов на успех. Ферштеен?

— Мы-то ферштеен, а вот поймут ли нас немцы? Подпустят ли на бросок гранаты?

— Никаких гранат! Брать их будем ночью и без шума. Пока разберутся, что случилось, мы должны закрепиться. А когда закрепимся, черта с два нас оттуда вышибешь!

Узкая тропинка, разминированная Зубом, шла по кустарнику через редкий сосняк, а потом вспрыгивала на гору, усеянную валунами. За одним из таких камней и спрятались разведчики. Ларин тут же обозначил секторы наблюдения и велел фиксировать каждую мелочь. Сам он тоже припал к биноклю, навел на резкость — и чуть не отшатнулся от совсем близкой глади Днепра. Поднял бинокль чуть выше — в клубящемся тумане обозначилась полоска левого берега. Опустил ниже — и прямо перед собой увидел ритмично приседающих и похлопывающих руками немцев.

— Пляшут, что ли? — удивился он.

Но вот немцы начали наклоняться и подпрыгивать.

— А-а, все ясно. Это же утренняя зарядка.

Потом немцы умывались, неторопливо завтракали на площадке перед входом в дот, расслабленно курили. Такая же идиллия наблюдалась и у других дотов. Всего их было четыре.

Но вот появился офицер и, судя по всему, отдал какой-то приказ. Немцы вскочили, юркнули в бетонные колпаки и намертво задраили бронированные двери.

— Амба! — чертыхнулся Ларин. — Теперь их не взять.

В обед картина повторилась: немцы снова вылезли наружу, ели, курили, отдыхали.

— Выход один, — принял решение Ларин. — Атаковать во время ужина. Отсечь от дверей — и в ножи.

— Только так, — согласился Шарко. — Иначе их не достать.

— А если придется пострелять? — уточнил Мацкевич.

— Придется, — значит, придется! — рассердился Ларин. — Лучше, конечно, без шума. А не получится — пошумим. В любом случае до темноты доты должны быть нашими! — жестко закончил он.

К концу дня вся группа сосредоточилась за камнями. Ближе к сумеркам запахло тушеной капустой и эрзац-кофе. Немцы высыпали на площадки у входа в доты, не спеша ели, разливали по кружкам кофе. И вдруг перед ними возникли молчаливые тени. Бой был коротким. Без шума, правда, не обошлось. Кто-то успел схватиться за шмайсер, кто-то разрядил парабеллум, грохнула граната… Припав на колено, Седых веером бил в сторону удирающих по берегу немцев. Потом матюгнулся и досадливо сплюнул.

— Ушли, — доложил он подбежавшему Ларину. — Теперь жди гостей.

— Хозяев, — уточнил Ларин. — Ладно, Захар Иваныч, не расстраивайся. Главное — доты наши. Всем — внутрь!

Задраить двери и приготовиться к бою. Радист! — крикнул он. — Сообщи «Березе», что «группа семь» на месте.

Если бы Ларин видел, какое ликование вызвала эта весть в блиндаже полковника Сажина! Загудели зуммеры телефонов, забегали посыльные, зашевелились плавни. Из кустов и камышей выплывали лодки, плоты, катера, баркасы, словом, все, что могло держаться на воде.

С вражеского берега взлетели ракеты, потянулись трассы пулеметов, взметнулись фонтаны разорвавшихся снарядов. Но огонь велся не прицельно. Артиллеристам и пулеметчикам что-то сильно мешало — какие-то трассы прошивали ночь вдоль реки, вынуждая немцев переносить огонь на цели, расположенные на своем берегу.

Заговорили наши пушки, создавая огневую завесу для десанта. Усилили огонь и немцы. Разбит один плот, другой. Прямое попадание в лодку. Разлетелся в щепки баркас.

А в дотах стояли насмерть оглушенные и чумазые от пороховой гари разведчики. Двери давно выбиты. Крыши сорваны. Стены продырявлены. Немцы выкатили орудия на прямую наводку и расстреливали доты в упор. Пехота накатывалась вал за валом. Ее встречали гранатами, короткими очередями из автоматов, шмайсеров, полуразбитых пулеметов. У развалин дотов осталось по два-три человека. Одни не могли ходить, но могли стрелять. Другие уже не стреляли, но кое-как двигались и подносили боеприпасы.