Георгий Ключарев - Конец Зимней грозы

Забравшись в танк, лейтенант сел на днище и опустошенно расслабился, привалившись спиной к борту. Слева энергично двигал локтями, иногда задевая его, механик-водитель Паша, как его называл Зенкевич. Черноглазый, смешливый, по впечатлению Кочергина, мальчик, у которого очень рано начали редеть на макушке волосы, говорун и острослов откуда-то с юга России, он раза два уже оглянулся. Видно было, что у него что-то уже вертелось на языке, но он против обыкновения почему-то смолчал. Сидевший рядом с ним справа стрелок-радист с лисьим профилем украдкой косил на Кочергина. «Почему же комполка определил Лубенка сюда, к Зенкевичу, а его стрелка-радиста отправил к Вулыху?» — недоумевал лейтенант. По мере того как глаза привыкали к полумраку боевого отделения танка, во внутреннем взоре Кочергина профиль Лубенка все более замещался юным безусым лицом с крепкими скулами и тугим подбородком. Тронутое неброской улыбкой под немного вызывающими светлыми глазами, оно, это лицо, было зримо, волновало мысли и чувства. Таким в танке капитана Мотаева, застрявшем в ночной речке Карповке, запомнился Кочергину за минуту до своей гибели Князев — первый стрелок-радист экипажа «восьмой». А вот лубенки, те, видно, бессмертны, с неприязнью посмотрел Кочергин на нового хозяина Володиного места в танке Зенкевича, вспоминая ночной спор всех троих в Зетах…

Как бы уловив, о чем думает Кочергин, так пристально его разглядывая, Лубенок перестал делать вид, будто прислушивается к пробивавшемуся сквозь гул идущего на полной скорости танка негромкому зуммеру рации, и повернул голову:

— С новосельем, лейтенант! — забасил он, заискивающе улыбаясь. — Что, не спешил сюда к нам?

— Не успел по вас соскучиться! — невольно грубо съязвил Кочергин. Говорить ему не хотелось.

— А может, от греха подальше?.. Несподручно в танке-то? — не унимался Лубеиок.

— Почему не доложили о приказе сосредоточиться? — обозлился Кочергин. — Отвечайте!

— О каком таком приказе? — неподдельно изумился тот.

— Полагаю, его не раз повторяли, а вы тут, у рации, в одиночестве, Лубенок, оставались, покудова мы артиллеристов хоронили. И ни разу не слышали?

— Я, да!.. Я у рации… Мне ее оставлять не положено!

— Получите что положено! — отвернулся Кочергин.

— Схлопотал, Федор? — опускаясь на свое сиденье, процедил Зенкевич, вроде бы и не слушавший разговор. — По тэпэу я приказ слышал, товарищ помначштаба. Только хотел вам доложить, ан лейтенант Орлик опередил, — сквозь шум с трудом уловил Кочергин.

«И тут выгораживает! — качнул головой Кочергин. — Вот уж добрая душа!»

«Восьмая» размеренно покачивалась по продольной оси и с боку на бок. На одной низкой ноте натужно выл дизель. Борт, к которому удобно привалился спиной лейтенант, дробно вибрировал. Его начало мутить от голода, а может, от качки и запаха солярки, наполнявшего танк, и он совсем уже собрался потревожить Игорька, вроде бы задремавшего сидя на своем месте, чтобы, встав рядом с Зенкевичем, глотнуть свежего воздуха и оглядеться, как звонкий удар по танку наглухо забил уши. Показалось, что в лицо с силой ударила горсть раскаленного песка, дыхание перехватил резкий, удушливый запах. Зенкевич, что-то крича, сползал вниз, потом подскочил и захлопнул над головой крышку люка. «Восьмая» резко замедлила ход, вильнула, и тут же мощный удар снова потряс танк. Он крутнулся в сторону, отчего Кочергина подбросило вверх и прижало к борту. «Восьмая» замерла. Во внезапной тишине на малых оборотах отбивал ритм двигатель.

— Паша, глуши! — как бы издалека прозвучал надтреснутый голос Зенкевича. — «Обмотку» обронили, разули нас, — пояснил он, видимо, Кочергину. — Э-э-э! — оторвался Саша от наглазника прицела. — Застит что-то… А выше — небо… Справа, слева… Тоже муть! — вращал он маховики. — Бурьян, верно… В распадок, вниз, что ли, машина пошла? — потянулся он к крышке люка.

— Стоп! — сорвавшись с места, схватил его за руку Кочергин. — Только открой, и нет нас!.. Вот что, Сашок, — поймал он нечеткую мысль. — Ветошь мигом собирайте, побольше! Через люк водителя ее вперед выбросьте, соляркой облейте и…

— И танк подпалим! — подал голос Лубенок.

— Подпалим не подпалим, а цель фрицам обозначим… Зачем это? — поддержал Паша.

— Разговорчики! — повысил голос Кочергин. — Еще минута, и немцы нам мозги вправят! Лучше мы обозначим, что подбиты, чем они добьют нас. Выполняйте!

— Есть выполнять! — ответил Зенкевич. — Шевелись, ребята! — И поднял крышку люка.