Алескендер Рамазанов - Война затишья не любит

Рахим вынес луженое блюдо, доску и принялся нарезать мясо для шашлыка. Откуда-то взявшийся мальчишка завращал радужным камышовым веером, раздул угли, поставил на костерчик из щепочек закопченный жестяной чайник. Приготовления закончились тем, что Рахим застелил ящик зеленой салфеткой, на которой расставил пиалы, несомненно новые, блюдо с конфетками, миндалем и кишмишом.

– Здорово ты по-ихнему… Хоть убей, ни слова не понял. Где научился, здесь уже? – с интересом спросил Михаил.

– Нет, сюда я всего-то два часа как прилетел. Служил в этих краях. Срочную.

– Ну и я служил, – оживился прапорщик, – в Чирчике, под Ташкентом. Но ведь у нас как: приходит служить узбек из кишлака, казах, так ни слова по-русски. Конечно, «чурка», «бабай», «урюк» – вот и все познания. Неправильно, но что делать – через два месяца бойца в строй нужно вводить. Если бы не офицеры и прапора местные, не знаю, как бы сладили.

– Миша, – мягко заметил Астманов, – а ведь они на втором году службы уже чисто говорят по-русски, кое-кто и без акцента. Результат-то какой: два языка знают. Без языка здесь не разобраться. Вот они услышали, что я на узбекском обратился, – перешли на фарси. Нам, Миша, многому у них учиться надо. Смотри, чай и сласти вперед подали. Почему? На твоих глазах из свежих продуктов свежую еду готовят. Этот баран, которого нам сейчас подадут, – сегодня утром травку жевал. Никаких холодильников. А ты пей чай, пока изжарят, сварят. Готовь желудок, настраивайся. Если перед едой чаю попьешь, то лишнего не съешь, не перегрузишься. Посмотри, у них мало толстяков.

– Да шашлык у них какой-то нерусский! Мелкий, как горох, переперченный. В этом тоже смысл есть?

– Конечно. Во-первых, наш, в кулак величиной, надо долго замачивать, нужен огонь хороший, а здесь дрова, уголь древесный – дороги. Во-вторых, в большом куске ты всегда найдешь что отбросить, а малый съешь – все мясо. Они умеют ценить еду. А перец раздражает слизистую оболочку желудка, защитная слизь вырабатывается, защищает от микробов, мелких царапин. Здесь это важно.

Мальчишка, похоже, сын дуканщика, поднес медный куал и большую миску, затянутую ажурной сеткой.

– Вот так, Миша, руки приглашает помыть. У них с гигиеной не хуже нашего.

Шашлык на углях из арчи был вкусен, лепешка мягкая, чай, в который Рахим бросил зеленое зернышко эля, искрился и благоухал. Единственное, что сделал Астманов, – тщательно промыл пучок зелени.

– Так надо, Михаил, здесь ведь нет химии, все удобрения натуральные.

– Ну, брат, с тобой в дуканы ездить хорошо… Не обведут. А на какую должность здесь определили?

– В дивизионную газету. Ответственным секретарем. Знаешь, где редакция?

– Видишь, кунги стоят? Это ТЭЧ вертолетной эскадрильи. А за ними – палатка. Вот это и есть «За Родину». Дивизия сама – за взлеткой. Там мрак: ни кустика, ни ручейка. Они здесь в феврале встали. Ребята из Душанбе, все нормальные хлопцы, хочешь, пойдем, я провожу тебя.

На оживленную тираду высунулся из дукана Рахим, очевидно, решил, что время приспело, и негромко предложил Астманову «свежей» водки.

– Нет, Рахим, – отмахнулся Астманов, – брат улетает, голова должна быть на месте, а мне нельзя, по той же причине, что и тебе, – и видя, что дуканщик пытается понять взаимосвязь, поднял глаза к небу. – …О вреде вина и майсиры вы знаете, а о пользе я вам не скажу…

Дуканщик округлил глаза и скрылся с важнейшей новостью. Этот странный мушавер дал понять, что следует установлениям Корана. Астманов же внутренне усмехнулся – прием штабс-капитана Снесарева сработал безотказно. В своем блестящем курсе лекций «Афган», будучи начальником Академии РККА, Снесарев упоминал случай, когда, отказавшись от употребления спиртного, он прослыл среди киргизов и узбеков в Афганистане «скрытым мусульманином». Наградой штабс-капитану были доверие и информация, естественно. На эту же награду рассчитывал и Астманов, который, однако, водку пил, иногда и до потери пульса. Но всегда не поздно начать новую жизнь.

– Миша, как тут в целом?

– Люди везде есть, – философски заметил десантник. – Хотя свои порой хуже «духов».

– А внизу, в Кундузе?

– Ночью услышишь. Как стемнеет – сущий салют начинается. И все норовят трассерами… А чтобы мои хлопцы утром на дороге парочку мин не сняли, редко такое бывает…

Под навесом у стоянки началось движение. Народ с сумками потянулся к стоянке.

– Ну, кажется, погоду привезли, – поднялся прапорщик. – Пойдем, Леша, тебе все одно через стоянку идти, возьмешь левее, там ворота ТЭЧ, патрульному, если остановит, скажешь, что в редакцию идешь – это вместо пароля.