Сергей Скрипаль - Афган

– Мужики, вы там аккуратней, посматривайте, скоро стемнеет.

Через полтора часа они вернулись, принеся с собой еще пять трупов. Уже было темно. Серега тревожился об Андрее, еще не вернувшемся из пещеры, и хотел было идти на поиски. Но Ахмед сказал, что пойдет сам. Ребята перетащили тела убитых поближе к командиру. Сашка Митюк и Васька Дымов стянули с них окровавленные, заскорузлые бушлаты и накрыли головы всех погибших. Потом сели, закурили и штык-ножами начали вычищать из-под ногтей засохшую кровь, хмуро щурясь и отгоняя дым, назойливо лезший в глаза в абсолютном безветрии. Вдруг от пещеры раздался крик. Все подскочили и, щелкая затворами автоматов, побежали туда. Ахмед, затянув вокруг шеи духа размотанную чалму, тянул ее через камень, пытаясь удавить живучего духа. Серега кинулся к нему, но Ахмед, злобно ощерившись, смахнул автомат на грудь, направил его на сержанта:

– Назат, назат, сиржанта. Я его сам убиват буду. Я этат гат разарву-у.

Чуть обмякший дух встрепенулся и попытался встать на ноги, перебитые пулями, но Ахмед в ярости дернул шелк чалмы – и дух захрипел, выплевывая кровь и вытягиваясь в предсмертной судороге.

Из пещеры вынырнул Андрей. Он подошел к умирающему духу, освободил узел, пощупал шею и сказал:

– Хана. Ахмедка, ты ему шею сломал, хотя, может еще пару часов протянуть.

Ахмед опять вздернул автомат и влепил в духа полмагазина. Брызги крови хлестнули по лицу Андрея, он вернулся, спокойно вытерся грязным рукавом бушлата и негромко сказал:

– Сержант, я склад нашел.

Наступила ночь. Сашка уже дважды приходил в себя, просил пить, требовал доложить ему обстановку и вновь уходил в свою безбольную тишину, где сразу встречал Таню. Около него постоянно находился Андрей, остальные таскали из пещеры оружие в ящиках, патроны в цинках, коробки с минами и гранатами. Здесь было все: и автоматы «Узи», и «Томпсоны», и АК, и М-16, было несколько «базук», маузеров, наганов, итальянские мины ТС-6,5, английские МК-7, мины-лягушки и даже два пулемета «Максим». К двум часам ночи перетаскали все – устали как черти. По связи им сообщили, что «вертушка» будет к семи. Спать никто не хотел. Настороженно ждали рассвета, который медленно наступал, разбухая краснотой полоски над осточертевшими горами.

Вертолет прилетел в восемь часов. Сделал несколько кругов над группой, поднимая тучи пыли, потом осторожно сел. Летчики торопились – нужно было забрать еще несколько групп, а до Кандагара час лету. Бортач раскинул в конце салона брезент, на него сложили штабелем двенадцать трупов. Прикрепили ремнями к бортам ящики с трофеями, только оружие, все остальное взять не могли ввиду перегрузки машины. Патроны и мины торопливо сбросили в кучу, и Андрей подорвал ее. Аккуратно положили командира на подвесные носилки, расселись по скамьям, и вертолет, грузно свистя и подрагивая, начал набирать высоту. Сержант попросил у борттехника ларингофоны и уговорил командира борта врезать нурсами по пещере. Летчик кивнул головой, развернул нос «восьмерки» к скалам и, найдя нужные ориентиры, всадил всю кассету в разинутую пасть пещеры, затем поднял машину на высоту и лег на курс, ведущий в Кандагар.

В то время, когда Сашку перегружали из вертолета в санитарную машину, Таня находилась в ста метрах от него, проходила таможенный контроль перед посадкой в самолет.

Веревкин не находил себе места от злобы. Всю группу Сашки, включая и погибших, наградили медалями «За боевые заслуги», а Сашке еще в госпитале вручили «Красную Звезду». Наградные документы получал и оформлял майор Стефанчук. После госпиталя Сашка получил досрочный отпуск.

Он шел по знакомой дороге на аэродром. Через час оттуда вылетал военный «Ил-18» на Тузель в Ташкент. Сашка шел, прихрамывая, раненые нога и рука еще ныли, но уже не могли отравить праздничного настроения. Он шел мимо знакомых, породненных с ним солдат и офицеров, такой же пропыленный и пропахший войной; мимо «Арианы» с толпой бачей, желающих куда-то улететь; мимо зенитчиков, направивших свои орудия на близкие смертоносные горы; шел к заруливающему к посадочной площадке «Илу», который унесет его домой к родителям, к Тане, к мирной жизни на целых два месяца.

Все началось с того, что пропала Лидкина фотография. Димка обшарил всю палатку, просматривая каждый сантиметр, заглядывая под тумбочки, в щели между досок полового настила – нигде не нашел. Парень страшно расстроился. Фотография была цветная. Лида сфотографировалась, стоя по колено в прозрачной черноморской воде. Слева от нее открывалось море, сжатое с двух сторон затуманенными утесами, а справа тянулся пляж, усыпанный мелкой галькой. Лидка стояла, отставив левую ногу и опершись на бедро ладонью, правую руку подняла вверх, как будто манила кого-то к себе (Димка – то знал, что не кого-то, а его... и только его!). Яркий, красный купальник узенькой полоской плотно облегал золотистое тело девушки. Выгоревшие светлые волосы, недавно высушенные солнцем, слегка поднимались ветром, дувшим с моря. Лидка весело смеялась, и Димка помнил почему. Он стоял надутый из-за того, что Лидка кокетничала с молодым фотографом грузином, который сделал снимок и ушел кокетничать с другими девушками и зарабатывать деньги.