Кипхардт Хайнар - Герой дня

– Сразу видно, маловато у вас опыта в обращении с этими, - ухмыльнулся бритоголовый власовский атаман и выплюнул папироску.

Вилле повернулся к нему спиной и в двух шагах от себя увидел Рудата.

– Ужасно, - сказал Вилле. - Ужасно сознавать, что застрелил подростка, школьника.

– Дело привычки, - заметил Рудат. - Способности человека безграничны, чему он только не научится!

– Но что мне было делать, Рудат? Я ведь только хотел спасти мальчишку.

– Я никому не скажу, господин обер-лейтенант. - И Рудат заковылял вслед за солдатами, которых этот эпизод заинтересовал лишь постольку, поскольку они смогли урвать пару тачек для перевозки собственного барахла. В тачках лежали вещи повешенных женщин: постельное белье, кастрюли, ходики.

Вилле испытал своего рода спортивное удовлетворение, когда его рота первой вышла на окраину Требловки, опередив подразделения с транспортом и тяжелым оружием. Он подал дымовые сигналы и в одиннадцать ноль-ноль распорядился занять позиции на глинистых высотках. Вот она, Требловка, центр партизанского края - белая, освещенная полуденным солнцем. Эта довольно большая деревня лежала в безлесной лощине. Приветливые строчки белых домиков, прерываемые огородами и небольшими садами, тянулись вдоль узкой речушки и пыльного проселка из одного конца лощины [81] в другой. Белизна мазанок была самых разных оттенков, как заметил Вилле в бинокль. Голубоватая, розоватая и зеленоватая белизна нежнейших тонов. Там, где возле темно-зеленых дверей по стенам вился виноград или шпалерные деревца, он даже различил брызги бело-зеленого лизола и бело-сиреневой марганцовки, которые использовались для опрыскивания. Симфония белизны, подумалось Вилле, жизнерадостная, легкая, опрятная. Он открыл блокнот и записал насчет глубокой внутренней связи, объединяющей нежные звуки первых детских словечек с нежной чистотой белизны, каковая не есть цвет в физическом смысле, скорее, это намек на цвет, который соотносится с любым цветом как предвестие наслаждения с самим наслаждением, что опять-таки присуще и инстинктивным детским звукам.

Эта внешне мирная, спокойная деревушка, это партизанское гнездо чем-то и раздражало и необычайно манило Вилле. Ему так и хотелось ворваться туда, покорить ее, сломать. Без всякой связи он вдруг вспомнил соблазн, охватывавший его в детстве при виде огня, страстное желание потушить огонь, залить его. Забыв обо всем, Вилле мечтательно заключил, что над деревушкой висит зловещая тишина, как перед взрывом, когда слышится только тиканье часового механизма. Улицы, проулки, дворы безлюдны, окна и двери, невзирая на зной, плотно закрыты.

На близлежащих высотках одна за другой вспыхнули ракеты - условный сигнал был подан.

Фюльманш медленно летел над деревней в одном из самолетов-разведчиков, сообщая пехотным подразделениям, какие участки им надлежит прочесать. Всех лиц женского пола он приказал препроводить в школу, всех лиц мужского пола - в машинный сарай бывшей МТС, разумеется при условии, что они предъявят документы, выданные германскими властями, и не имеют при себе оружия. Встретив какое бы то ни было сопротивление, пехота обязана отойти на заданный рубеж, предоставив действовать танкам и огнеметам.

Рота Вилле получила приказ прочесать ближайшую к высоткам северо-западную окраину деревни.

Вилле проинструктировал свои отделения и едва распорядился насчет охранения, как появился Умфингер с истребительной командой.

– Чтобы помочь вам в допросах, господин обер-лейтенант, - пояснил Умфингер. - Для моих людей языковых трудностей не существует.

Четверо молодчиков с наглой ухмылкой вылезли из бронетранспортера с большими красными крестами на бортах, специально и не без шика оборудованного для ведения допросов. Патент Умфингера. Все четверо были смазливые молодые парни в элегантных мундирах и свежем белье. Пижонство привело их к тому, что они стали похожи как две капли воды. Одинаковые узкие бриджи, одинаковые прекрасного покроя сапоги, одинаковые светлые усики, одинаковые желтые футляры с инструментом, наподобие сумок для гольфа. Умфингер, со своим перебитым носом и бесформенными ушами, выглядел на их фоне особенно неряшливым и безобразным. Видно, он большой любитель контрастов. Парни как на подбор - стоят за спиной Умфингера, щерят в улыбке ровные белые зубы, словно позируют для рекламы.

В этих молодчиках было что-то зловещее, наводидщее жуть и вместе с тем фиглярское, вызывавшее у Вилле внутренний протест. В глубине души он не желал иметь с ними ничего общего и намекнул Умфингеру, что как боевой командир отвечает за применение любых жестких мер, необходимых с военной точки зрения, но при всей готовности к сотрудничеству - буде в нем возникнет нужда - считает нецелесообразным брать действия Умфингера под свою ответственность. Умфингер ни слова не понял и объявил, что ребята у него - первый сорт, и машина любо-дорого смотреть, и что благородные металлы в случае обнаружения надлежит сдавать ему, Умфингеру, а [82] уж он переправит их куда надо. После этого он вытер платком потную лысину и обернулся к хлыщам с кожаными сумками: - Эй вы, полезайте в машину!