Андрей Загорцев - Матрос Специального Назначения

— Алло, — пробасил мужской голос.

— Здравствуйте, — опешил я, — это общежитие рыбного техникума?

— Какого техникума, идите на хер, это квартира.

Я с досадой повесил трубку. Вот бабы, надули бедного матросика, которому так хотелось любви и ласки. С досады залепил ни в чём не повинному телефону-автомату кулаком. Телефон обиделся и съехал на один бок. Ой, что я сделал, надо быстрее отсюда уходить, пока никто не заметил, что я сломал общественную собственность. А то еще возьмут да милицию или патруль вызовут.

— Зелёный, валим отсюда, я, по-моему, аппарат сломал, — выскочил я наружу, и мы торопливыми шагами стали удаляться прочь.

— Ну, чо? девки не надули? — поинтересовался Зелёный.

— Обманули козы, там мужик какой-то трубу взял, ругался, зря только двушку потратил.

— Да, у них матросиков да солдатиков небось знакомых полгорода, а каждому давать поломается кровать, — профилософствовал матрос.

Проходили мимо какого-то магазина, возле которого стояла куча картонных коробок различных размеров. Может взять пару коробочек? Они в принципе неплохие, все равно их выкинут, а нам они в баталерке пригодятся — шмотьё складывать, да под всякие мелочи.

— Мадам, — окликнул я дородную тетку в синем халате, стоявшую возле картонной кучи, — вам эти коробки нужны? Не проспонсируете ли парочкой, а то нам зарплату выдают — деньги складывать некуда.

Тётка заржала. И разрешила нам выбрать несколько коробок получше. В одну большую мы сложили «матрешкой» несколько поменьше и, гордясь своей хозяйственностью, пошли дальше. Никакого смущения, неся в руках коробки, я не чувствовал. Недавно нам навстречу попались морские пехотинцы, тащившие на плечах мешки с непонятно чем, но в сопровождении старшего. И, пока я любовался на природу и красоты архитектуры, мои ноги сами по себе развернулись и понесли меня в другую сторону. Зелёный, ведомый за мной «стадным чувством», шёл сзади и что-то рассказывал, бубня под нос. Очевидно думал, что я его слушаю во все уши. Зачем я иду? Мои ноги самопроизвольно привели меня обратно к телефонной будке.

— Брейк, ты опять что ли этим козам звонить собрался? — удивился напарник, внезапно обнаруживший себя возле будки.

— Зелень! ты когда-нибудь на шухере стоял?

— Ну, а то! Вот, к примеру, когда черешню воровали в школе.

— Зелень! я хочу телефон спереть. Становись справа и стучи мне в стекло, ежели что!

Зеленов, не задавая особых вопросов, не спрашивая, на хрена мне телефонный аппарат, сразу же вынул несколько маленьких коробок из большой, которую сунул мне в руки.

— На! сюда положишь. Сверху на телефон маленьких поставим. Смотри, он тяжёлый. Я в доле — половину двушек мне!

Я не стал объяснять, что телефон мне нужен не из-за двухкопеечных монеток, а из-за того, что он телефон. Поставив коробку на пол будки и оглянувшись сквозь мутные стекла, я со всей дури вцепился в аппарат и, налегая всем весом, дернул. Аппарат, итак висевший на одном шурупе, оказался у меня в руках. Необорванным остался только кабель. Ещё рывок, и я судорожно укладываю аппарат в коробку и стараюсь поудобнее уложить трубку. Пару мелких коробок сверху и, задом наперед, я вываливаясь из будки, поддерживая коробку под дно — аппарат оказался тяжеленным.

— Чисто, — по-военному докладывает Зелёный.

— Отход, — командую я, и мы быстрыми шагами, стараясь не оглядываться, покидаем место «преступления». Да, натренировал нас Поповских так, что мы уже при совершении антиобщественного деяния пользуемся военной терминологией. Совесть меня грызла, но совсем чуть- чуть. Если раньше я и совершал уголовно-наказуемые деяния, то они заключались в мелкой фарцовке шмотками, да лазанье по чужим садам. А тут — целый телефонный аппарат с телефонной будки. Также потом в училище меня не мучила совесть, когда мы ночью утаскивали с городского парка несколько тяжеленных скамеек для ротной курилки, умыкали с соседних строек кирпичи и тяжеленную передвижную лестницу-стойку.

— Патруль! прямо по курсу, сто метров от магазина с коробками и той самой тёткой! — предупредил шедший в головном дозоре Зелёный.

Сворачивать или разворачиваться не имело никакого смысла, еще несколько метров и нас заметят.

— Зелёный, давай к тётке, — скомандовал я, и мы вальяжно подошли к тётке и начали её расспрашивать о возможности подойти в другие дни за коробками, рассказывать ей о том, какая она замечательная женщина и нести всяческую ахинею. Женщине видно было скучно, она ждала машину с товаром и поэтому с удовольствием принялась с нами болтать, рассказав, что в следующую субботу можно без проблем подойти за коробками, а если у нас есть желание, то мы можем привести еще пару матросов и поработать вместо грузчиков на складе соответственно за деньги. Грузчики в субботу и воскресенье постоянно напиваются, а товар начали подвозить и в субботу и в воскресенье, так что, если захотим, можем с утра подойти — спросить Нину Фёдоровну насчёт работы. Подошёл флотский патруль и молодой мичманец с повязкой начальника подозрительно уставился на нас. Мы отдали честь, и продолжали беседу. Мичман помялся и послал к нам одного из патрульных матросов. Матрос со штатом электрика на рукаве, по всей видимости с «железа», сообщил нам, что нас требует начальник патруля. Мы, лихо рубя строевой шаг, подошли и представились. Мичман проверил наши военные билеты и увольнительные записки и поинтересовался, чего мы тут торчим. Пришлось объяснять, что следуем из увольнения, беспорядки не нарушали, водку не пьянствовали, увидели хорошие картонные коробки, которые могут пригодиться, попросили разрешения взять и теперь мило беседуем с тётей Ниной. Тётка тут же криком подтвердила, что она «разрешила мальчикам взять коробки». Мичман, призадумавшись, подошёл к тётке, мы, подхватив свои коробки, потихоньку ретировались, а патруль тем временем уже отбирал картонки на свою долю.