Похоже, высказавшись о наболевшем, Хлебников разрядил нервы, умолк и начал просто ждать немца. Очень хотелось курить, и он себя тешил надеждой, что раз ефрейтор задерживается, то, значит, где-то ищет. Авось принесет. Серафимка, известное дело, женщина, она прежде всего заботится о еде, понимает ли она, что мужику подымить иногда нужнее еды? Без харчу еще можно прожить, а вот без курева…
На Демидовича Хлебников не злился, таких перестраховщиков за свою жизнь капитан перевидал немало. Они на словах будто бы заботятся о высших государственных интересах, прикидываются железобетонными ортодоксами, а сами просто боятся. Не был ли он сам всю жизнь таким, мало ль боялся?.. Впрочем, время от времени пугали крепко, было чего бояться. Вот и этот райкомовец: как услышал о том, что его определенно ждет, сразу проглотил язык. А то — интересы державы, разумное руководство…
Остаток дня лежали молча. Демидович то дремал, то просыпался. Перед вечером прибежала Серафимка, принесла кожух, и Демидович поспешно завернулся в него. Стало куда лучше, и он болезненно и расслабленно уснул. Серафимка сказала, что ночью будет печь хлеб, утречком принесет, тогда им голод будет не страшен.
А немца все не было, и Хлебников начал тревожиться: не случилось ли с ним что-то плохое? А может, побежал к своим? Все могло быть. Он уже знал, что на войне хватало всего под самую завязку…
[Cерафимка] утречком бежала в траншею и встретила Нохема: вылез из ямы, испугал ее. (В белье). Рассказывает все о [жене] Циле. Привела в блиндаж. <���…>
Нохем, фотограф. Из местечка. У него Циля, и двое старых, и двое малых. Всех постреляли. Он вылез из ямы. Немного не в себе. То плачет, то смеется.
“Что мне ваша победа!”
У него три сына учились в столицах: на летчика, инженера, кинооператора. Он работал, но был доволен. <���…>
— Ефрейтор [немец] в деревне. Добывает пачку махорки. Хороший дед. Был в ту [войну] — в плену. Дал.
Серафимка печет хлеб. Страх. Испекла. Прилегла. Где-то: бах-бах! <���…> возле дороги. (В картофлянике). Уснула. <���…>
Назавтра [Серафимка] бежит зарослями. И раненый Качан. <���…> Ползет. Раненый в ноги. <���…> Попросил: спасай, дам золота. <���…> Прибегает в землянку. С немцем приносят Качана. <���…> (У того сало). Дотянула до траншеи, оставила. Притянула с немцем. Немец ее помощник. <���…> Но откуда золото?
Качан. Отца его раскулачили в 37[-м]. Немцы сделали его полицаем. Но он убежал. Куда только?
“Как жить честному человеку? Я никому не хочу служить. Я сам по себе”.
— Считает, беда началась с земли. Проклятой земли, которой дали им на 6 едоков по 2 десятины в 21 г. Отец отдался [работе] и стал кулаком.
— Немцы дали повязку, бельгийскую винтовку. Что делать? Сначала — стрелять евреев. Он бросил винтовку в пруд, повязку повесил на забор и ушел в поле.
Но неделю походит с повязкой.
Ночью полицаи подстрелили, и он полз. Серафимка бежала, услышала. Пошла с немцем, притянули.
Качан — полицай, которого кто-то подстрелил. Он антисемит и сволочь. <���…> Аппелирует к немцу. Без немца — иной, разный.
В землянке. Допрос Качана. Путаный человек. Ходить не может, но рана не очень — в зад: скрутило ногу.
Качан рассказывает о своем полицействе. Был в полиции, ага! Арестовывали коммунистов, своих. Нехорошо. Сгоняли евреев. Ну и что? А чего они…
<���…> Пока больные и слабые, как дети: послушные. А затем стычки:
Командир — Демидович
Нохем — немец
Все против Качана. <���…>
<���…> Cпоры в блиндаже: отступление [—] в этом стратегия. Сталин хочет заманить, чтобы затем уничтожить (Демидович? Хлебников?).
— Хлебников (Демидович) организовывает охрану: караулить. Днем садят Серафимку. Однажды здесь появляются полицаи. Сидят. Спасает С[ерафимка]. Как?
— Может, как у Вайды?
Нохем исчезает. <���…>
Демидович начал выздоравливать. (Капитану хуже). И начал думать: как бы застрелить немца, чтоб умер капитан, о Серафимке…
— Серафимка принесла хлеб. Радость. <���…>
Начинают есть. <���…> А тут полиция… Полицаи ходят по траншее. <���…> Мародеры. В блиндаже все замерли. <���…>
Посылают Серафимку. Наблюдают двое из траншеи.
Демидович и немец вылезли в траншею.
Читать дальше