Богдан Сушинский: Субмарины уходят в вечность

— По-моему, вы все еще оттуда не вернулись, мой диверсионный Скорцени.

— Я-то попытался вернуться, да только теперь уже не я к фронту, а фронт ко мне подходит. Медленно, но неотвратимо.

— Этого оспорить нельзя. Даже в вечернем любовном экстазе я слышала горные отзвуки далеких взрывов. Уловив первые из них, я предалась дичайшим иллюзиям: словно отдаюсь, лежа на передовой, между двумя линиями окопов.

— Секс на нейтральной полосе, — кивнул обер-диверсант рейха и, отглотнув из бутылки очередную порцию коньяку, мечтательно запрокинул голову.

— У вас такое уже случалось?! — насторожилась оберштурм-фюрер СС Альбина Крайдер и даже чуть-чуть приподнялась.

— Насиловать русских красоток где-нибудь на нейтральной полосе, во время артналета?!

— А что?! Признавайтесь, Скорцени.

— Все было, дьявол меня расстреляй, не скрою, все. Кроме этого! Чтобы на нейтральной…

— Вот оно, запоздалое раскаяние! А почему кроме этого?

— То ли фантазии не хватило, то ли попросту случай не подвернулся — в русские, знаете ли, морозы.

— Мне тоже казалось, что свою медаль «Зимняя кампания» [3] Медалью «Зимняя кампания» награждали в основном участников сражения под Москвой зимой 1941 года, в числе которых был и унтер-штурмфюрер (младший лейтенант) дивизии СС «Дас рейх» Отто Скорцени. вы, мой диверсионный Скорцени, получили не за сексуальные артналеты перед окопами русских.

— Теперь вы изменили свое мнение?

— Пока еще даже не сложила его, чтобы так, окончательно. Наверное, я слишком страстна для того, чтобы спешить с выводами. Но вы не огорчайтесь, кое-что у вас все же получается, мой сексуальный фронтовик, — почти признательно произнесла Фюрер-Ева.

Откуда-то со стороны горного хребта эхо вновь донесло до них раскаты взрывов. Очевидно, обстреливают англичане, подумал обер-диверсант. Из рассказов фронтовиков он знал, что американцы по ночам не воюют, у англичан же, наоборот, сволочная привычка устраивать артиллерийские обстрелы в обеденную пору и по ночам.

Причем обстреливают они зачастую просто так, не имея засеченных целей, не готовясь ни к атаке своей пехоты, ни к наступлению. Не зря же у вермахтовцев, особенно у бойцов из разведрот, считается особой доблестью захватить где-нибудь ночью английского артиллериста и приволочь его к своим окопам на всеобщее поругание. Никогда и ни над кем германские пехотинцы не измывались с таким удовольствием и такой сатанинской изобретательностью.

— …А что касается моих страхов, — уже как бы беседуя с самим собой, проговорил оберштурмбаннфюрер СС, — то знакомый полевой хирург назвал это фронтовым синдромом, порожденным страхом перед тишиной. Что такое «синдром», я так до конца и не понял, но все остальное — правда.

— Мне бы хотелось, мой диверсионный Скорцени, чтобы отныне вас преследовал только один синдром, один страх — потерять меня.

— Мужественно молвлено, — признал обер-диверсант рейха.

Пока, приподнявшись на локте, лже-Ева взбадривала коньяком свою необузданную храбрость, Скорцени пытался обуздать свой совершенно незлой, немстительный, с налетом зимней грусти, смех.

Нет, он, конечно, согласен; эта прекрасная ночь, тем более что она еще не завершена, его сидение у камина — всего лишь антракт. Но дело в том, что один фронт действительно уже подступал к отрогам Баварских Альп, а другой подтягивался к Одеру. Да и прибыл сюда Скорцени только для того, чтобы взглянуть на «двойняшку» Евы Браун, а не для того, чтобы влюбляться в нее.

Он всего лишь хотел понять, насколько эта лже-Ева готова к «выходу на арену» и к выполнению самой судьбой, самой историей рейха предначертанной ей миссии. Вот только Альбина восприняла эту инспекционную поездку «диверсионного Скорцени» совершенно по-иному, самым решительным образом провоцируя мужчину не только на аллюрный флирт, но и на столь же аллюрное сексуальное посягательство. Ну а дальше был коньяк на двоих и были на удивление нежные ласки, от которых он, привыкший к «сексуальным артналетам любовный фронтовик», давно отвык; а главное — было то ли наснившееся, то ли нагрезившееся ему удивительно нежное и в то же время удивительно сильное, упругое женское тело.

Набросив на плечи белый фатоподобный халатик, Альбина вновь отхлебнула для храбрости вина из стоявшего на прикроватной тумбочке фужера, и, перекатившись через немыслимо широкое приземистое ложе, рассчитанное, как она предполагала, на половое возлежание целого взвода «сексуальных фронтовиков-окопников», свалилась прямо под ноги Скорцени.