Николай Пронин - Бойцы Сопротивления

Оно началось двадцать пятого июля. Первая американская армия устремилась на юг, на Кутанс. Обогнув город с обеих сторон и подавив сопротивление немцев, тридцать первого июля она взяла Авранш. А тем временем вторая английская армия из района южнее Кана направила свой удар на Фалез. Ее успехи были не так значительны. Однако к исходу шестого августа союзники вышли на линию Кан — Вир — Мортен — Майен. Прогрессивная печать горячо приветствовала продвижение союзников по Франции. Видимо, эти события и имел в виду связной, сказав: «Долго вы здесь не задержитесь».

Между тем Роллан продолжал:

— Отступая, немцы мародерничают, угоняют в Германию узников, содержащихся в тюрьмах и лагерях. Отряду Анри поручено освободить из тюрьмы одну из групп патриотов. Есть дело и для вас…

Минуту-другую он смотрел на Колесника, словно старался угадать, как он отнесется к его предложению.

— Речь вновь пойдет о мостах, камрад Колесник. Немцы очень спешат восстановить тот, который вы взорвали. И неудивительно. Из-за него сейчас парализовано продвижение грузов к фронту. Вот почему штаб департамента приказал разрушить и второй мост.

И, помолчав, добавил:

— Правда, теперь это будет сделать значительно труднее, чем в первый раз…

— Приказ есть приказ, — заметил Колесник, — который выполняется, а не обсуждается…

Когда связной собрался уходить, Колесник спросил:

— Ну а как там настроение у Анри?

Роллан улыбнулся.

— Теперь отошел, а первое время очень переживал.

О причинах, приведших франтиреров к неудаче, они узнали на следующий день после взрыва моста. Оказывается, все дело было в разведчиках. Они не довели дело до конца, просмотрели секретный пост немцев, а как только франтиреры подползли близко к мосту — из засады их резанули из автоматов. О взрыве моста нечего было и думать.

Потеряв несколько человек убитыми, отряд отошел ни с чем.

«7 августа.

Днем возле мостов вновь побывали наши разведчики. Как я и ожидал, вести они принесли неутешительные… Вокруг мостов увеличилась площадь проволочного заграждения. Охрана хотя и не такая большая — всего двенадцать человек, но вооружена хорошо. У входа в помещение дежурного стоит станковый пулемет. На площадке под маскировочной сеткой размещается зенитный пулемет. Днем и ночью стоит часовой с автоматом. Близ площадки все расчищено и выровнено. Темными ночами немцы включают прожектор и просматривают местность вокруг. Подойти к мосту незамеченными почти невозможно. Впрочем, данные эти неполные. Разведчики продолжают наблюдения. По вечерам мы тщательно анализируем доставляемые ими сведения. Стараемся представить обстановку, в которой нам придется действовать.

Как-то за этим занятием нас застала Ольга. Она только что пришла из Дуллана. За короткий срок вполне освоилась с ролью связной. И теперь успешно справляется со своими обязанностями.

«Есть какие новости?» — спросил я. «Новостей хоть отбавляй, — улыбнулась Ольга. — В районе Дуллана объявились английские парашютисты». — «Вот как! — удивился я. — И много?» — «Десять человек». — «Чем же они занимаются?» В ответ связная лишь пожала плечами. «Парашютисты не очень-то общительны, но контакт с ними партизаны налаживают».

Я попросил ее информировать меня о парашютистах».

(Из дневника)

Раньше всех знакомство с парашютистами завязал Сергей. В тот вечер он дольше других задержался в поле и на хутор возвращался один. Чтобы спрямить дорогу, шагал через лесок. Неожиданно в кустах он заметил долговязого парня лет двадцати трех, одетого в куртку с «молниями», на ногах — высокие ботинки из тонкой кожи.

Вначале Сергей принял долговязого за немецкого дезертира, притаился в кустах, подпустил его ближе и, неожиданно накинувшись на него сзади, скрутил ему руки, отнял автомат. Только тут Сергей обратил внимание на то, что автомат, который был отобран у парня, он видел впервые. Сергей пытался заговорить со своим пленником, но ни по-немецки, ни по-французски тот не понимал. Тогда, оставив долговязого связанным в лесочке, он отправился на хутор, доложил о случившемся командиру.

В лес они вернулись вдвоем.

— Да это же английский парашютист, — сказал Петриченко, как только увидел долговязого.

Развязав пленного, партизаны вновь пытались поговорить с ним, но ничего не получилось: они не знали английского, а парашютист — русского.

Задумчиво посматривая на солдата, Петриченко заметил: