Йоханнес Штейнхоф - Мессершмитты над Сицилией.

— Сообщение получено, — подтвердил я.

Утреннее солнце светило прямо мне в лицо. Я немного подвинулся на своем парашюте, чтобы переплет лобового стекла затенил мои глаза. Лежащая подо мной южная часть острова походила на изысканную сине-зеленую акварель, ее побережье изящно выделялось волнистой полоской белой пены, там, где голубые волны Средиземноморья разбивались о берег. Воздух был кристально чист и делал такими близкими деревни, сине-зеленые оливковые рощи и виноградники, так медленно скользившие мимо подо мной, что они, казалось, были на расстоянии вытянутой руки и что я был неподвижен в воздухе над ними. Слева, где плодородная прибрежная полоса превращалась в голую, высохшую, бесплодную местность, картина приобретала оттенки темно-желтого и золотого цветов. Альтиметр показывал 8000 метров.

Тонкий белый конденсационный след, четко видимый на фоне синего неба, начал формироваться позади машины Бахманна. Несомненно, я должен был сразу начать снижение; иначе бы мы продемонстрировали наше положение «Спитфайрам» и «Лайтнингам». Далеко впереди в юго-восточном направлении, где солнце отражалось от поверхности моря, лежал плацдарм высадки вражеского десанта. Мои глаза скользили вдоль прибрежного шоссе, пока не остановились на белом пятне, это была Джела. В том же направлении находились корабли, неисчислимые серые тени, усеявшие поверхность моря. Они маневрировали на высокой скорости, и их носовые части ткали на поверхности воды словно сеть из длинных волн, распространявшихся вдаль, насколько мог видеть глаз. Какой огромный флот! Если бы только мы имели сколько-нибудь бомбардировщиков и неповрежденные аэродромы! Но корабли не опасались нас, не было ничего, что мы могли бы сделать им.

— «Одиссею» — от верхнего прикрытия. «Мебельные фургоны» должны сейчас пересечь ваш курс.

И почти сразу же на радиосвязь вышел Бахманн:

— «Одиссей», большое число «мебельных фургонов», на 9 часов [88] Пилоты, чтобы быстро и точно указать направление, использовали циферблат часов, считая, что 12 часов располагаются прямо по курсу самолета. .

Теперь я тоже увидел бомбардировщики, направлявшиеся к Мессине. Они летели в боевом порядке уступом влево на значительной дистанции и были эшелонированы по высоте на 900 метров. Требовалось несколько минут, чтобы мы догнали их, и я механически стал делать обычные вычисления, касающиеся сближения, выхода в атаку, боя и отхода. Но куда мы могли отойти? Было более чем вероятно, что Комизо негоден к использованию, так как ему уже угрожали наземные войска, в то время как Джербини с его многочисленными запасными аэродромами был опустошен лишь накануне. Так что это должны были быть или передовая взлетно-посадочная площадка, или даже Трапани. Когда я сделал пологий разворот к порту, я увидел, что группа Фрейтага уже отправилась в погоню. Позади меня были только Бахманн и Хелбиг.

В этот момент я увидел приблизительно в 100 метрах ниже себя одиночный «боинг», возможно поздно взлетевший или отставший из-за технических проблем. Теперь он храбро летел позади главных сил. Я знал, что должен преследовать основное формирование и не оставлять Фрейтага одного. Если одиночный самолет будет продолжать свой путь, мы в любом случае встретимся с ним позже. Но в моих ушах все еще звучали слова генерала: «Вы должны сбивать бомбардировщики. Это — десять членов экипажей, которых несет каждый из них!»

Я сделал переворот через крыло и спикировал из идеальной для атаки позиции. Мое лихорадочное желание одержать победу отбросило все другие мысли, кроме короткой мысли о том, что жалкие остатки моей эскадры теперь готовятся напасть на армаду «Летающих крепостей»…

«Боинг» устойчиво держался в моем прицеле. Я заранее снял гашетку стрельбы с предохранителя и теперь открыл огонь, хотя было еще слишком рано, чтобы мои выстрелы принесли эффект. Однако звуки выстрелов быстро прекратились — мои пушки заклинило; продолжали стрелять только пулеметы. Запах кордита заполнил кабину.

Набирая высоту, я увидел «Крепость», продолжавшую лететь своим курсом и, очевидно, невредимую. И в этот момент, подобно длинным пальцам, к ее крыльям и двигателям потянулись дымные трассеры Бахманна, и уже можно было заметить тонкий белый след вытекающего топлива, заструившийся позади правого внешнего двигателя. Но большой самолет оставался на курсе, как будто ничего не случилось. Хелбиг открыл огонь с 300 метров, вне пределов дальности его оружия.