Овидий Горчаков - По следам подвига

С какими чувствами, какими глазами смотрели враги на казнь партизанки? Теперь, когда прочитаны десятки мемуаров бывших гитлеровских вояк, не приходится гадать об этом. Законченные нацисты, расисты, палачи, удивляясь мужеству советских людей, бесстрашно шедших на смерть, на виселицу и расстрел, на пулеметы и танки, бездумно списывали подвиг самопожертвования за счет варварского азиатского презрения к смерти, большевистского фанатизма. Немцам поумнее и дальновиднее из числа свидетелей этих казней мерещились грозные письмена на стене, предвещавшие гибель великогерманскому вермахту. Один из гитлеровских мемуаристов писал с непреходящим трепетом: «Что заставляло русских умирать героями? Советский патриотизм? Этот патриотизм был унаследован ими лишь во втором поколении, русский национальный патриотизм они унаследовали от сотен поколений, а животный страх и инстинкт самосохранения — от миллионов поколений! И все же они умирали героями…»

Да, патриоты Родины умирали героями, потому что советское, русское, человеческое в них было сильнее всего.

Казнь разведчицы видели жители Головкова.

Вера истекала кровью. Она едва стояла на ногах после пыток. Мучила рана в плече. Кажется, была раздроблена ключица. Ее поставили в кузов немецкого грузовика, откинув задний борт. Палач привязал к верхней перекладине арки крепкую веревку с петлей, набросил петлю на девичью шею, затянул покрепче.

Собрав последние силы, дочь воина-сибиряка швырнула гордые и дерзкие слова в лицо немцам, запела «Интернационал».

Подполковник Бремер приказал водителю грузовика выехать из-под арки.

И тут случилось непредвиденное: солдат доблестного великогерманского вермахта дрогнул, отказался выполнить приказ. Но это был бунт на коленях. Командир полка в гневе выхватил парабеллум, рыкнул по-тевтонски, и водитель, включил зажигание, нажал на стартер.

Грузовик выехал из-под арки и остановился. Все было кончено. «Ведь смерть бывает один только раз», — писала Вера матери…

Юрий, храбрый воин, фронтовой офицер, так и не узнал этого. Перед гибелью он знал одно: Вера пропала без вести.

А мать, став совсем одинокой, ждала долгие годы, прежде чем узнала, что стояло за словами «пропала без вести»…

Помните эти слова Петра Лидова, сказанные о Зое?

«Она умерла во вражьем плену, на фашистской дыбе, ни единым звуком не выдав своих страданий, не выдав своих товарищей. Она приняла мученическую смерть как героиня, как дочь великого народа, которого никому и никогда не сломить! Память о ней да живет вечно!»

Много лет никто не говорил таких слов о Вере.

Никто не знал ее имени.

«Смерть бывает только один раз», — писала Вера матери в своем последнем письме, а суждено было Вере быть дважды повешенной.

Однажды голод выгнал на рассвете из лесу горстку женщин и малых детей, скрывавшихся от фашистов в лесной землянке. Рискуя жизнью, они хотели разжиться картошкой в буртах. И вдруг в сером предутреннем свете увидели они всю опушенную белым инеем девушку, повешенную на придорожной старой иве. В страхе глядели головковские женщины и ребятишки на скованное морозом тело, на прекрасную голову с золотисто-русыми волосами, на смерзшуюся кровавую рану над грудью.

Потом выяснилось, что в Головково по зимней дороге могли проходить лишь транспортеры на полугусеничном ходу и автомашины с двумя ведущими мостами. Обычные машины застревали, и их приходилось вытаскивать трактором или танком. Поэтому немцы в Головкове обычно пользовались гужевым транспортом. И головковские старожилы часто видели, как пугливые кони, почуяв мертвое тело, висевшее под аркой, останавливались как вкопанные, шарахались или норовили умчаться прочь.

Тогда подполковник Бремер приказал снять тело и снова повесить его, дабы продлить устрашающее его действие, на другое видное место, на иву.

Как-то утром среди немцев поднялся переполох: ночью неизвестные злоумышленники залезли на иву, перерезали веревку и унесли труп. Поиски, предпринятые по приказу подполковника Бремера, не дали никаких результатов. Только по весне, когда стаял снег, головковцы нашли тело Веры в кювете под еловым лапником. До сих пор не удалось выяснить, кто же это пошел на смертельный риск, чтобы прекратить надругательство над телом русской героини.

Позднее головковцы и сук на иве спилили, чтобы не напоминал он никому о страшном ноябре сорок первого.

За четыре тысячи километров от Москвы мать Веры ждала писем от дочери, ждала весточки много, много лет.