Овидий Горчаков - Свет негасимой звезды

Гайдар подарил ей на память книгу «Чук и Гек» с надписью, которую она запомнила наизусть: «Что такое счастье — это каждый понимает по-своему. Но все вместе люди знали и понимали, что надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту огромную счастливую землю, которая зовется Советской страной».

Зоя по-хорошему завидовала Гайдару, этому большому, высокому, сильному человеку. Подумать только, в шестнадцать мальчишеских лет полком командовал! А что сделала Зоя в те же годы? Обучила безграмотную женщину, жену сапожника, в порядке шефства, читать и писать, посадила липу и яблоню в школьном саду… Вот и все!

Особенно крепко заставила ее задуматься о своем месте в жизни встреча пионеров 20-й школы с прославленной летчицей Героем Советского Союза Гризодубовой. С этой встречи Зоя стала готовить себя к подвигу…

Двадцать первое июня 1941 года было для Зои и Шуры замечательно веселым днем: их 9-й класс «А» провожал в большую жизнь выпускников школы. Зоя много танцевала, а после школьного вечера допоздна гуляла и по душам говорила с подружкой и одноклассницей Ирой о любви. Ира считала, что Зое вряд ли повезет в любви — уж слишком она требовательна к людям, чересчур высоки у нее мерки. А до войны оставалось несколько часов…

По комсомольской путевке Шура уехал на трудфронт копать окопы. Зоя жила жизнью военной Москвы — бомбежки, плохие вести с фронта, карточная система, работа «на картошке». Тринадцатого сентября Зое исполнилось восемнадцать лет. В октябре Зоя вернулась из совхоза в Москву и не узнала столицы — Москва стала фронтовым городом. Шура работал токарем на военном заводе «Борец». Зоя училась на курсах медсестер, вступила в дружину противовоздушной обороны, и все время казалось ей, что она слишком мало делает для фронта.

Прошел день первого сентября, а занятия в 20-й школе не начинались. Школа эвакуировалась во Владимирскую область. Странно выглядело здание школы, заполненное не учениками, а военными. Оставшиеся в Москве ученики 20-й ходили заниматься на консультпункт.

Я был на год моложе Зои, учился в 187-й московской школе и жил тогда с Зоей одной мечтой — на фронт, на фронт, на фронт!

Уходя в часть, Зоя писала матери: «Мама! Я ухожу на фронт к партизанам. Ты пойми, мама! У меня нет сил стоять в стороне, когда фашисты топчут нашу землю и приближаются к Москве».

Шестнадцатого февраля 1942 года Президиум Верховного Совета СССР своим Указом присвоил посмертно Зое Космодемьянской звание Героя Советского Союза. Ровно через месяц Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин вручил матери Зои, Любови Тимофеевне, грамоту о присвоении Зое этого высшего звания воинской доблести.

Зоя Космодемьянская стала первым Героем в своей части. Спустя полтора месяца — это было 7 мая 1942 года, в разгар весны, — останки Зои были перенесены в Москву, на Новодевичье кладбище. Ее боевые друзья клялись отомстить за Зою на заданиях в тылу врага. Военный оркестр играл «Вы жертвою пали в борьбе роковой..». Прах Зои несли Борис Крайнов, секретари ЦК и МК комсомола. Клава Милорадова несла большой портрет Зои, написанный ее товарищем по части Володей Карякиным.

Этот портрет висел потом в клубе в/ч 9903 на Красноказарменной, прямо над сценой. Улетая на задание во вражеский тыл, каждый воспитанник части уносил в сердце ее образ.

…Весной из части перевели на фронт «Папашу» — так любовно называли комиссара — Никиту Дорофеевича Дронова.

С виду это был ничем вроде не примечательный, лысоватый, узкоплечий, худощавый человек с лицом пожилого рабочего, с лукавым прищуром серых глаз.

В жизни юношей и девушек, «обдумывающих житье», очень важно на пороге возмужания встретиться с таким человеком, который стал бы добрым наставником. Таким человеком был для Зои «Папаша», Никита Дорофеевич Дронов, комиссар фурмановской школы, олицетворявший для тех, кто уходил в тыл врага, партию и советскую власть. «Папаша» завораживал слушателей рассказами о встречах с Лениным, Свердловым, с Чапаевым и Фрунзе. Удивительно привязывались к нему комсомольцы, знавшие его всего по двум-трем беседам. Уходя, они сдавали комиссару комсомольский билет, и прощальные его слова, последнее рукопожатие было для каждого дороже и нужнее напутственных речей, барабанного боя и духового оркестра. В части знали наизусть его биографию — биографию большевика, ровесника века. Питерский рабочий, участник штурма Зимнего, герой гражданской войны, рядовой строитель Красной Армии. Живая связь с «Папашей» была для молодых бойцов части связью с Октябрем, с Лениным. Именно «Папаша» сказал группам Крайнева и Проворова последнее напутственное слово в красном уголке перед выходом на задание. Снова повторил он наказ наркома обороны, произнесенный с трибуны Мавзолея во время военного парада, который состоялся 7 ноября, всего за пару недель до похода комсомольцев в тыл врага: «Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!» И еще он припомнил слова Сталина, произнесенные в речи 6 ноября на торжественном заседании в зале станции метро «Площадь Маяковского», — о необходимости истребления немецких оккупантов, вторгшихся в пределы нашей Родины с целью ее порабощения. «Наше дело правое, победа будет за нами!» Эти слова звучали в ушах уходивших во вражеский тыл комсомольцев-добровольцев. То был голос партии, то был завет Родины.