Владимир Волосков - Где-то на Северном Донце.

— Да ты что! — Трудно выбить из равновесия хладнокровного Васильева, но на этот раз он изумляется так, что его крутолобое бледное лицо наливается краской, серые усталые глаза округляются. — Я в самом деле к тебе. А это… Чего там этот Глинин наколбасил? Полковник решил, несмотря ни на что, наказать его. Своими правами… Пять суток строгача. Вот и попросил меня… Больше некому. Все на позициях. А к награде можешь представлять. Я лично…

Лепешев не слушает. Слабый ветерок приносит из-за реки уханье ручных гранат. «Прорвались! Поняли, что он один!» — холодеет лейтенант и видит, как на краю обрыва на мгновение вырастает фигура немецкого солдата. Оп бросает взгляд в сторону примолкшего левого берега и тотчас пригибается, начинает красться к середине здания, к заднему выходу из него, видна лишь верхушка его каски. От другого крыла здания, еле видные, медленно движутся еще несколько касок. Лепешев понимает, что стрелять по этим каскам бесполезно. Край обрыва надежно прикрывает гитлеровцев.

Под маскировочной сеткой висит зловещая тишина. Даже раненые вытягивают шеи, стараются разглядеть, что делается на круче, у разрушенной конюшни.

Наконец появляется Глинин. Хотя Лепешев ждал его каждую секунду, появление бойца кажется внезапным. Лейтенант даже вздрагивает от этой внезапности. Глинин без пулемета. Он стремительно выскакивает из-за стены в ход сообщения. Запоздало грохают винтовочные выстрелы. Глинин бросает вправо и влево по гранате, а сам падает плашмя. Летят вверх комья земли и кирпичная щебенка; подпрыгнув по-заячьи, падает на край обрыва немец, свешиваются с кручи его руки.

Глинин вскакивает на ноги, бросает в стороны еще по гранате, потом делает шаг вперед, замирает на мгновение, ноги его подламываются, он падает коленями на край обвалившегося хода сообщения.

Лепешев хватается за нагрудный карман. Пусто.

— Разрешите? — обращается он к полковнику.

— Приготовиться, — решается тот и хватается за браунинг.

— Бесполезно, — тихо говорит Васильев. — И поздно…

Гремят за кромкой крутого берега невидимые автоматы. Стоящий на коленях Глинин дергает забинтованной головой и медленно валится на грудь, головой вперед. Раздается еще несколько винтовочных выстрелов. В ходе сообщения рвутся ручные гранаты. Взрывы подымают клубы желтой пыли.

Становится тихо. Глинин недвижен. Наконец возле него появляется сначала один немец, затем другой. Они оттаскивают бойца от хода сообщения, переворачивают вверх лицом.

Левый берег скорбно молчит.

Немцы смелеют. Сначала они боязливо выглядывают из-за кромки обрыва, дают наугад несколько выстрелов по левобережному камышу, затем начинают подниматься во весь рост. Вскоре большая толпа злобно, торжествующе галдящих гитлеровцев скопляется возле лежащего навзничь красноармейца.

Лепешев стискивает зубы. Рука его сама собой вытягивает из кобуры пистолет.

Толпа ликующих гитлеровцев продолжает шуметь на крутом берегу. Их гортанные голоса доносятся до онемевшего левого берега. Вдруг один из фашистов размахивается винтовкой и всаживает штык в Глинина. Его примеру следуют еще несколько солдат. Они с остервенением бьют и колют бездыханное тело красноармейца, а потом поднимают его на штыках и под гогочущее улюлюканье сбрасывают с обрыва.

Спазма перехватывает горло Лепешева, он вскидывает пистолет. Почти одновременно с его выстрелом сотрясается над окопом маскировочная сеть. Бьют по круче все пулеметы и все бойцы лепешевского взвода. Стреляют Васильев и Савеленко. Внезапный шквал огня скашивает орущее скопище. Зловеще сверкнув штыком в первом луче выглянувшего из-за горизонта солнца, летит вниз немецкая винтовка, а за ней катятся к реке фигурки корчащихся солдат в серо-зеленых мундирах и тяжелых глубоких касках.

Огонь прекращается так же внезапно, как и начался. Пусто на высоком правом берегу, тихо на левом. Затаившиеся под маскировочными сетями бойцы и командиры смотрят на желто-бурую береговую кручу. Раскинув руки, свесив вниз забинтованную голову, над хрупким неярким кустиком распласталось там тело красноармейца Глинина…

Лепешев тоже смотрит туда, и, чем больше проходит времени, тем сильнее щиплет у него в горле. Лейтенант отворачивается, бессмысленно вертит в руке пистолет до тех пор, пока майор не отбирает его и не сует ему в кобуру.

— Вы бы хоть доложили полковнику, что и как, — укоризненно шепчет он Лепешеву. — Все же положено.