Владимир Волосков - Где-то на Северном Донце.

Короткий хлопок противотанкового ружья. Тотчас ухает «сорокапятка». Сизый дымок вырывается из-под жалюзи второго танка. Он вдруг взвывает и, обогнув флагманскую машину, на максимальной скорости мчится к траншее. Навстречу ему летят связки гранат, но дымящаяся громадина не прекращает свой бег. Она наползает на траншею рядом с остовом сгоревшего накануне бронетранспортера, переползает ее и начинает разворачиваться.

«Будет утюжить!» — У Лепешева холодеет спина. Он отцепляет от ремня противотанковую гранату и, пригнувшись, бежит к краю здания.

Гулкий взрыв. Волна горячего воздуха опрокидывает Лепешева. Над ним жужжат осколки. Переждав немного, лейтенант очумело подымает голову. Танк полыхает. Сорванная взорвавшимися боеприпасами, башня валяется за траншеей. Лепешев бежит назад, к брошенному у пролома автомату.

Флагманская машина тоже горит, но мимо нее проползают еще три танка. Они петляют по узкой улочке среди развалин, из которых уже никто не встречает их гранатами. Вслед за танками перебежками продвигается пехота. Ее косит кинжальный пулеметный огонь, но из садов, со штыками наперевес, высыпают новые группы орущих пьяных солдат. Серо-зеленые мундиры захлестывают развалины. То там, то здесь между остовами разрушенных мазанок закипает свалка. Уцелевшие защитники промежуточной позиции дорогой ценой отдают свои жизни.

Стреляет и сам лейтенант. Он посылает очередь за очередью, и там, где проходят его свинцовые строчки, остаются замершие человеческие фигуры.

Вдруг происходит неожиданное. Под одним из танков, идущих правой улицей, внезапно взбухает облако пыли. Танк подпрыгивает, затем кренится и медленно сползает в огромную воронку. Он лежит набоку, и с ленивца, поблескивая траками, сползает перебитая гусеница. Одна из мин «теллер» все-таки сработала!

Слышатся хлопки противотанкового ружья. Ильиных всаживает в обнажившееся броневое брюхо несколько смертельных зарядов.

Идущие сзади танки резко тормозят. Они пробуют развернуться, чтобы обойти воронку. Это их последний маневр. Гремит несколько выстрелов каллимуллинской противотанковой пушки, и танки замирают среди улицы. У одного разворочен бок, другой горит.

Пулеметный огонь обороняющихся продолжает косить пехоту. Редеют ряды орущих солдат. Остатки хмеля выветриваются из гитлеровцев, когда последний их танк останавливается, выбросив в небо черный стяг дыма. Несмотря на истеричные призывы офицеров и унтер-офицеров, они залегают, прячутся за развалины.

Вчерашнее повторяется. Лепешев чувствует, что сейчас никакая сила не поднимет фашистов с горячей, пахнущей порохом земли. Теперь можно получше рассмотреть, что творится слева.

Слева дела у немцев еще хуже. Там они не прошли и половины хуторка. Командир KB хоть и нервишки порой унять не может, но стрелять, оказывается, умеет. Три танка T-IV, уткнув хоботы пушек вниз, мертвыми коробками торчат среди развалин. За танками прячутся немецкие солдаты. По ним короткими очередями бьет тот самый одиночный пулемет, что первым встретил огнем бросившихся на штурм немцев.

Лепешев откладывает автомат в сторону. Берется за бинокль, старается рассмотреть отважного пулеметчика. Но ничего не видно, лишь две пилотки да щиток «максима» выхватывают линзы бинокля из обломков большого дома. Значит, пулеметчиков двое.

Лепешев опускает бинокль. Этих он должен спасти. Он не знает еще, как это сделать, но знает, что должен. И выручать пулеметчиков надо сейчас, пока немцы не пришли в себя, пока они инстинктивно жмутся к земле.

Невдалеке по залегшему противнику стреляет Глинин. Патронов у помкомвзвода теперь достаточно, и он щедро хлещет длинными очередями по копошащимся в пыли мундирам. Лицо при этом у бирюка такое, что у лейтенанта пропадает всякая охота подходить к нему. И злости, и угрюмости, и жестокого удовлетворения — всего в достатке на лице Глинина.

Все же Лепешев заставляет себя подбежать к помкомвзвода. Трогает его за плечо. Глинин сразу прекращает стрельбу, поворачивает голову, вопросительно, недовольно смотрит на лейтенанта.

— Посмотри. Видишь пулеметчиков, вон там, слева? — Лепешев подает ему бинокль.

Глинин смотрит в сторону развалин. Потом возвращает бинокль, кивает.

— Их надо выручить.

Глинин снова кивает.

— Мы прикроем огнем. Как думаешь, кого можно к ним послать?

Боец поворачивается к пролому в стене, долго разглядывает подходы к остову разрушенного дома. Наконец говорит буднично: