Владимир Волосков - Где-то на Северном Донце.

Поэтому Лепешев не дает команду на прекращение огня. Сады хоть и густы, но это не сплошная стена — многие пули и снаряды могут найти свою цель.

Противник не отвечает. Не стреляют даже танки. Они, очевидно, выбираются из садовой чащи назад в степь, на простор. Три больших чадных костра, что полыхают у хуторских развалин, видимо, внушают и танкистам чувство опасения. Потеря вначале боя шести боевых машин — из них пять безвозвратно — заставит кого угодно стать осторожным.

На краю обрыва, у правофланговой пулеметной точки, появляется человек с забинтованной головой. Он машет рукой и спрыгивает в траншею. Вскоре в конюшне появляется перепачканный землей и кровью моложавый капитан. Он без головного убора, поверх наспех намотанного на голову бинта расплылось большое розовое пятно, гимнастерка порвана.

— Лейтенант Лепешев?

— Да.

— Все. Вышли. Можешь кончать.

Лепешев дает команду.

Над разрушенным хуторком разверзается, будто с неба падает, тишина. Гремит несколько выстрелов из развалин — и становится совсем тихо.

Капитан хлопает себя по бедрам, зачем-то ощупывает живот, грудь и, хотя на голове у него сочится кровью марлевая повязка, счастливо улыбается:

— Цел. Вышли!.. И раненых вынесли. Даже пушечку одну сохранили. Здорово, да?

— Здорово, — соглашается Лепешев.

— А я уж было подумал, что на этот раз приберет меня костлявая, — продолжает с улыбкой капитан. — Попер фриц здорово. Прямо сказать — отчаянно попер. От моего НП уже метрах в двадцати автоматчики появились. А вы тут… Спасибо, браток, опять выручил. Долго тебя помнить будем.

— А что я?.. — Лепешев пожимает плечами.

— Да, понимаю, лейтенант. Все понимаю. Но ведь как вовремя вы их накрыли!.. Елки зеленые, в самую точку! Ни раньше, ни позже. А когда они опушкой нас обтекать начали…

— Ладно. Что было, то прошло. Рому трофейного не желаете?

— Рому? Выпью. Как не выпить… Опять костлявой рога наставил! — радостно хохочет капитан и снова ощупывает себя. — Цел ведь, а? Здорово, да? Котелок только малость задело.

— Здорово! — Лепешев не может не улыбнуться.

— А насчет флангов не беспокойся. Наши у реки здорово закопались. Мухи не пропустят! — возбужденно говорит капитан, вслед за Лепешевым спускаясь в блиндаж.

Затишье затягивается. Бойцы заряжают пулеметные и автоматные диски, чистят оружие, растаскивают по точкам ящики с патронами, вяжут связками гранаты. Кое-где звякают лопаты — после обхода позиции Лепешев приказал укрепить и расчистить поврежденные стенки окопов и траншей.

Потерь во взводе нет, и бойцы веселы. Все подтрунивают над пулеметчиком Хасановым. Боец надумал подсушить портянки на жарком солнышке и разложил их на обломке доски за своей пулеметной точкой. А тут, как на грех, затеял KB перестрелку с немцами, затем появились «хейнкели», и пошло одно за другим… Когда стихло, вспомнил Хасанов о своем добре, но обнаружил лишь клочки материи, перемешанные с землей.

Сейчас, пользуясь затишьем, Хасанов бродит по траншеям и выспрашивает, у кого есть запасные портянки. Над ним хохочут, предлагают: кто пилотку, кто носовой платок, а хозяйственный Максимов обещает отдать дамские панталоны, которые обнаружил утром в ранце убитого немца, если он, Хасанов, еще раз споет ту веселую татарскую песню, что пел в кабинете комиссара госпиталя нынешней весной. Хасанов матерится, обзывает Максимова сибирским куркулем. В конце концов портянки находятся. Жертвует их тот же Максимов. Новые, белехонькие, байковые, зимние.

Скоро снизу приносят обед, и на позиции становится совсем весело.

Лепешев в это время стоит за конюшней, наблюдает, как на плоты грузят раненых. Это те, из сада. Последние. Остальные уже переправлены. Раненых размещают на пяти больших плотах, на остальных — пехота, противотанковая пушка, минометы, какие-то ящики и походная кухня. На понтон, тихо урча, забирается трехосная автомобильная радиостанция. Переправа федотовской дивизии завершается. У реки уже совсем немного народу. И ни одного раненого, ни одной целой машины.

Знакомый гул нарастает в воздухе.

— Воздух!!!

Лепешев вскидывает бинокль. В пышущем зноем небе быстро растут темные точки. Их двенадцать. Вскоре можно различить, что это «Юнкерсы-87» — «козлы», как кличут их бойцы. С неубирающимися, прикрытыми обтекателями шасси они идут откуда-то с юго-запада, и Лепешеву становится заранее не по себе — он не переносит вой сирен, которые включают «козлы» при пикировании на цель. Наивная штука для запугивания, а Лепешев, зная это, все равно не выносит «завывалок». Слишком многое всплывает в памяти под их вой. Не однажды засыпало его в окопе под такую «музыку»…