Ежи Анджеевский: Пепел и алмаз

Подгурский затормозил у «Монополя» и первым вышел из машины, за ним с трудом вылез Щука. Два милиционера, сидевшие сзади, выскочили следом за ними. Перед гостиницей было пусто. Поодаль стояли три извозчика.

— Значит, в девять, товарищ Щука? — сказал Подгурский.

Щука сдвинул шляпу на затылок.

— Ах да, этот банкет! Совсем из головы вылетело. А нельзя ли его отменить? Признаться, пировать у меня сегодня нет никакого желания.

— Охотно верю, — согласился Подгурский. — Но ничего не поделаешь. Это затея Свенцкого.

— А народу много будет?

— Человек пятнадцать.

— Больше чем достаточно. Ну что ж, придется идти.

— Вы останетесь в гостинице?

Щука задумался.

— Посмотрю, может, выйду. У меня здесь дальние родственники есть.

— В Островце?

— Сестра жены.

— Что вы говорите? А я не знал, что у вас есть жена.

— Была. Она умерла.

Подгурский смутился. Щука, должно быть, это заметил.

— А что касается моей свояченицы, вы, как местный житель, должны знать ее мужа, хотя бы понаслышке. Его фамилия Станевич.

— Майор?

— Он самый. Командовал полком островецких улан. Теперь он, кажется, уже полковник.

— Ну да? Неужели тот самый Станевич из армии Андерса?

— Почему это вас удивляет?

Подгурский засмеялся.

— Как-то не укладывается в голове: вы и Станевич.

— Ну, чего только не бывает в польских семьях. Итак, значит, в девять.

— Да. А завтра ровно в семь я заеду за вами.

В ближайшие два дня, воскресенье и понедельник, им предстояло посетить партийные организации повята.

— Да, я помню, — ответил Щука.

Он дошел до подъезда и вдруг вернулся. Подгурский стоял возле машины.

— Забыли что-нибудь?

— Да. Только сейчас вспомнил. Вы увидите этого… судью?

— Косецкого?

— Да.

Подгурский посмотрел на часы.

— Скоро половина восьмого. Я как раз к нему собираюсь.

— Ну, вот и хорошо. Передайте ему…

— Что вы хотите с ним встретиться?

— Да. Скажите, что товарищ по лагерю…

— Я просто назову вашу фамилию.

— Это как раз не обязательно. Моя фамилия ему ничего не скажет. Просто: товарищ по Грос-Розену.

— Понятно.

— Если он ничего не имеет против, пусть зайдет ко мне. Скажем, во вторник. Только вот в котором часу?

— Во вторник утром похороны Смолярского и Гавлика.

— Значит, после обеда. Между пятью и шестью.

— Во вторник, между пятью и шестью, — повторил Подгурский. — Номер вашей комнаты?

— Семнадцать.

Низенький, лысый портье в очках, делавших его лицо еще шире, разговаривал с молодым человеком в летнем пальто и коричневой шляпе, который стоял, облокотившись на конторку. Увидев Щуку, портье встал на цыпочки и снял с доски ключ.

— Пожалуйста, семнадцатый.

Щука прислонил палку к конторке.

— Сигареты есть?

— Американские, венгерские — какие желаете?

— Давайте американские.

Щука заплатил и тут же у конторки распечатал пачку «Честерфилда». Прежде чем он успел достать спички, стоявший рядом мужчина услужливо вынул зажигалку из кармана пальто.

Это был молодой парень, лет двадцати с небольшим, брюнет с голубыми глазами и длинными, девичьими ресницами.

— Спасибо, — буркнул Щука и, прикурив, протянул пачку молодому человеку и портье.

Оба взяли по сигарете. Парень развязно приложил руку к шляпе и сразу же закурил. Толстяк портье засунул свою сигарету за ухо.

Из глубины холла, где была стеклянная дверь с надписью «Ресторан», доносились нестройные звуки джаза. Портье перехватил направленный в ту сторону взгляд Щуки.

— Оркестр из Варшавы, — доверительно сообщил он. — В десять начало. Стоит послушать. Выступает Ганка Левицкая.

— Да?

— Может, заказать столик?

— Нет, спасибо. — Щука сунул сигареты в карман. — А вот завтра без четверти семь прошу завтрак в номер.

Портье взял карандаш и записал.

— Слушаюсь. Номер семнадцать, завтрак в половине седьмого.

— Достаточно без четверти семь.

— Без четверти семь, — повторил портье. — Освобождаете номер?

— Нет. Уезжаю на несколько дней, но номер оставляю за собой.

Щука взял ключ и, прихрамывая, стал подниматься по лестнице, покрытой красным ковром. Молодой человек снова облокотился на конторку.

— Симпатичный тип. Кто он такой?

Портье пожал плечами.

— Приезжий. Что теперь еще можно сказать о человеке?

— Верно, — безразличным тоном сказал парень и безо всякого интереса посмотрел вслед Щуке.

Щука, тяжело опираясь на палку, поднялся на первую площадку. Снизу он казался еще больше и шире в плечах.