Игорь Болгарин - Седьмой круг ада

– Где он живет?

– Мария говорила – недалеко от Керчи. Я название села хорошо помню – уж больно чудно оно называется: Мама. Мама – и все тут! А где оно, шут его знает!

– А зовут как рыбака, не помнишь?

– Вроде Тихоном Дмитриевичем…

Когда-то, глядя на карту, Павел тоже удивился названию села, расположенного на берегу Азовского моря. Чем больше думал Кольцов об этом селе, тем больше убеждался, что идти надо именно туда. Оставаться в непосредственной близости от города, в котором их, несомненно, уже ищут, было опасно. И потом, в приморском селе, глядишь, отыщется добрая душа, готовая помочь большевикам. Если не родственник Василия и Марии, то, может, кто-то другой…

Не колеблясь больше, Кольцов решил:

– Ну что ж… Как любил говорить его превосходительство генерал Ковалевский, «за неимением гербовой пишут и на простой». Пошли искать Маму!

Вдалеке узкой полоской белела разрезавшая степь дорога. Кольцов и Воробьев направились к ней. Они шли, и им казалось, что степи не будет конца.

Послышался скрип колес. Их догоняла зеленая бричка, запряженная парой коротконогих, с косматыми гривами лошадей. За спиной возницы блестел на солнце ствол винтовки.

– Не оборачивайся больше! – сказал Кольцов. – Иди как ни в чем не бывало.

Запыленные лошади догнали их. Раздался голос возницы:

– Огонь есть? Курить надо!

По круглому и плоскому лицу в вознице нетрудно было узнать калмыка. Кольцов знал, что в свое время из донских калмыков в белой армии сформировали целый полк – Зюнгарский. Вид у солдата был скучный. Оживился он, лишь увидев у Кольцова зажигалку из патронной гильзы. Он сам предложил подвезти их, – видимо, одиночество наскучило. Кольцов и Василий тут же забрались в бричку. Солдат направлялся в село Большой Тархан – от него до Мамы было рукой подать.

Ехали. Возница жаловался на жизнь. Когда начал рассказывать, как отходили они с Кавказа на Крым, совсем детская обида выступила на его плоском лице.

– Матер-черт офицера! – сказал он. – Моя кричит ему: ты погоны снял и кто тебя знает, а мой кадетский морда всяк большак видит! Просил – бери моя с собой. Все равно бросал. Опять побежит – опять бросит. Так. Матер-черт!

– А ты бы раньше убежал, – посоветовал Кольцов.

– Куда бежать? Зачем бежать? – грустно сказал калмык. – Служба нельзя бежать, матер-черт!

Попрощались с ним на въезде в Большой Тархан – отсюда дорога к Маме круто забирала влево.

Село Мама стояло на берегу. Пологим амфитеатром оно спускалось к морю. Первая же старуха на вопрос о Тихоне Дмитриевиче указала дом рыбака. Приземистый и глиняный, с красиво расписанными оконными наличниками, он стоял едва ли не на той самой линии, куда в лютые штормы могут докатываться волны, а двор и вовсе спускался к самой воде.

Тихон Дмитриевич – человек лет пятидесяти, в жилистой фигуре которого чувствовалась скорее не сила, а выносливость, – встретил незнакомых людей довольно спокойно и даже равнодушно. Во дворе, отгороженном от улицы редким плетнем, он старательно выстругивал широкую, тяжелую доску. Рядом с ним играли трое детей. Увидев незнакомцев, он отослал детей в дом, однако работу не прервал.

– Здравствуйте вам, – несколько смущенный холодностью хозяина, сказал Воробьев.

– Здравствуйте, – неприветливо отозвался рыбак, взвалил на плечи оструганную доску, взял топор и, не оборачиваясь, пошел к воде.

Кольцов и Василий озадаченно переглянулись и, делать нечего, двинулись следом. По морю одна за другой перекатывались невысокие, с белыми гребнями волны. Десятка полтора баркасов и лодок стояли на песчаном берегу. Справа от села далеко в море заполз остроконечный каменный мыс.

Рыбак подошел к выкрашенному суриком баркасу, прислонил доску к его высокому борту. Осторожно кашлянув; Василий вновь попытался завязать разговор. Сказал с вызовом:

– А у нас родню по-другому привечают… – И многозначительно добавил: – Я – Василий, Мариин муж.

– Мариин? – удивился рыбак. – Воробьев, что ли?

– Воробьев. А что, не похож?

– Похож, не похож, – проворчал рыбак. – Я ж тебя, своячок, ни разу в жизни не видал.

– Вот и гляди, разглядывай!

– Ну да! Для того, что ли, и припожаловал? Из Новороссийска? От красных? – скептически сощурился Тихон Дмитриевич и перевел свой прицельный взгляд на Кольцова. – А это кто ж с тобой?

– Товарищ. Звать Павлом.

Рыбак кивнул, давая понять, что запомнил.

– Тут такое дело… Товарища надо доставить в Кирилловку, – неловко попросил Василий.