Олег Казаринов - Обратная сторона войны

Англичане несколько раз выбивали буров с позиций, но те держались в течение дня. Но на другой день, 28 мая, англичане бросились в атаку. «Начался ад (!). Гранаты и пули сыпались градом. Наши бросили свои позиции с правого фланга, где англичане захватили два наших орудия. Вскоре была взята наша центральная позиция. Наш отряд все еще держался, лежа за камнями. Невозможно было поднять голову — пули и гранаты, как шмели, жужжали и лопались крутом. Я выпустил более ста патронов. Ружье накалилось так, что трудно было его держать. Но я продолжал стрелять, стоя у камня. Вдруг в нескольких шагах от меня ударилась о камень граната. Я в этот момент прицеливался. Граната лопнула. Осколки со свистом полетели в разные стороны, и один из них врезался мне в левую руку, разбив приклад и выбимши у меня ружье. Истекая кровью, я упал на землю. Между тем неприятельская цепь была уже шагах в 400 от нас. Буры схватывали лошадей и толпами, вскачь убегали с позиции. На местах оставалось уже не много людей. Я лежал под камнем и не знал, что делать. Никитин был в нескольких шагах от меня и, не обращая внимания на все происходившее, с увлечением стрелял. Оставаться здесь и ждать англичан это значило — обречь себя на верную смерть. Я решил спасаться. Собрав последние силы, я пополз между камнями и кое-как добрался до лошадей. Меня посадили на лошадь, и мы целой толпой поскакали по направлению к Йоганнесбургу. Мы неслись так, что не чувствовали под собой земли…

На другой день, 29 мая, нам объявили, что Йоганнесбург взят англичанами. Нас, раненых, в тот же день выбросили из госпиталя, заявив, что места нужны для раненых англичан. Я, с моим товарищем Калиновским, прошел в больницу Французского Красного Креста. Но англичане узнали обо мне и через неделю потребовали меня в форт, где взяли с меня подписку в соблюдении нейтралитета. Во французском госпитале я пролежал два месяца. Затем меня и Калиновского, вместе с остальными европейцами, англичане выслали из Йоганнесбурга в Ист-Лондон, откуда, не давая опомниться, отправили на английском пароходе в голландский порт Флиссинген…

Везли нас в трюме третьего класса. Всех нас, военнопленных, было около 400 человек. Плыли мы при самых тяжелых условиях. Кормили нас отвратительно. Давали тухлое, совершенно разложившееся мясо и рыбу, маргарин и невозможнейший чай. При виде этой пищи меня рвало. Чай я прямо выливал за борт. Приходилось почти голодать. Обращались с нами дерзко и грубо. Воздух в нашем помещении был скверный. Теснота. Грязь. Вонь. Во Флиссингене нас высадили и передали в распоряжение английского консула. Тот дал нам билеты, кому куда, и несколько денег на дорогу. Мне дал билет до Берлина 2-го класса и 80 гульденов на дорогу от Берлина до Тифлиса. Благодаря этой помощи я добрался до Берлина».

Вместе с г. Енгалычевым попали в плен и некоторые другие русские офицеры, а иные из них пропали без вести; вероятно, убиты.

Что касается буров, то, по его мнению, они прекрасные стрелки и наездники, но и только. Открытого боя они избегают. Атак не выдерживают совершенно. Дисциплина — ниже всякой критики. Все делается у них по личному усмотрению и капризу. Не понравится один начальник — бур переходит к другому. Вообще во всем — крайний беспорядок.

Не всем так «повезло», как поручику Енгалычеву. Например, грузинский князь Багратион-Мухранский был взят англичанами в плен и сослан на остров Святой Елены, разделив тем самым судьбу Наполеона. Очевидно, у англичан есть такая традиция — своих самых опасных врагов ссылать на остров Святой Елены, зная, что его климат смертельно опасен для здоровья южан: корсиканца Бонапарта и грузина Багратиона.

(Добавлю, что позднее князь все же был освобожден и командовал в Первую мировую III конным корпусом. Уже в союзе с англичанами.)

Какой-то неправильной оказалась Поэзия и романтика войны: проигранными — бои, совсем не героическими — действия «солдат свободы». У них почему-то сразу начались «бедствия», они «не спали, не ели, не пили», а все время «прятались от англичан». В конце концов в их лагере началась паника и «невообразимая суматоха», вызванная известием о приближении врага и сопровождающаяся таким стремительным бегством, при котором защитники бурской независимости «неслись так, что не чувствовали под собой земли».

А потом был совсем неромантичный, а вполне современный плен, в котором британские джентльмены обеспечили русскому офицеру «грубое обращение, тухлую еду, тесноту, грязь и вонь».