Лео Кесслер - Щит дьявола

Они знали, что в ближайшие два часа им суждено пойти в последнюю решительную атаку, чтобы сомкнуть кольцо окружения вокруг Аахена. И отдавали себе отчет, что результатом этой атаки неизбежно будут убитые и раненые. Жертвой сражения мог стать любой из них. Поэтому каждый уже написал письмо домой, которое могло стать последним в его жизни. Эти письма собрал лично командир батальона, тщательно проверив при этом, чтобы в посланиях на родину не содержалось ни слова о готовящейся атаке на немецкие позиции — военная тайна ни в коем случае не подлежала разглашению.

Единственный журнал, который имелся в доте — затрепанная копия «Янки», — уже давно был зачитан до дыр и теперь устроился в батальонной корзинке с туалетной бумагой.

Один из бойцов неожиданно расхохотался. Этот хохот очень странно прозвучал в спертой напряженной атмосфере внутри дота.

— Какого черта ты хохочешь? — зло заорал на бойца сержант, и спящие беспокойно зашевелились.

— Я смеюсь потому, сержант, что если я не сделаю этого, то просто сойду с ума, — спокойно проговорил куривший сигарету боец, даже не поворачивая головы в сторону рассерженного унтер-офицера.

Время, казалось, застыло и почти не двигалось. Между тем грохот артиллерии за стенами дота становился все более ощутимым. Наконец он стал настолько громким, что бойцы полковника Кокса больше не могли кемарить. Те, кто спал, поднялись и, зевая и почесываясь, подтянули форму и разобрали оружие. Многие задрожали, почувствовав пронизывающий ночной холод. Но еще больше людей дрожало от страха.

Сержант, который взъелся на внезапно расхохотавшегося среди ночи бойца, затеял игру в покер. Но игра не шла. Он сгреб небольшую сумму выигранных денег и спрятал их в нагрудный карман.

— Послушайте, парни, — объявил он. — У меня в кармане скопилось сейчас сорок долларов. Если мне суждено пасть в этом наступлении, обещайте, что разделите между собой эти деньги и сыграете в память обо мне хорошую партию в покер. Обещаете?

Услышав это, бойцы расхохотались в ответ—расхохотались, пожалуй, даже слишком громко. Смеялся и тот боец, которому досталось за беспричинный смех среди ночи.

Теперь в доте уже никто не спал и не дремал. Грохот артиллерийских орудий достиг своего пика. Это означало, что артподготовка входила в завершающую фазу. За ней должно было последовать само наступление. Ждать осталось совсем недолго. Под железную дверь дота прокрался зыбкий серый свет — предвестник приближающейся зари.

— Похоже, сегодня будет отличный день, чтобы заработать себе «Пурпурное сердце», — хмуро проронил один из бойцов.

— Лично я бы не отказался получить «Пурпурное сердце», — произнес другой.

— Все зависит от того, за что именно дают тебе эту медаль, — сказал третий. — Если за ранение в ногу — что ж, нет проблем. Но если за проникающее ранение в живот — нет уж, увольте!

— Самая лучшая болезнь, которую можно заработать на фронте, — это «окопная ступня», — с презрением бросил капрал в очках. — Я думал, что даже такие тупые идиоты, как вы, знаете это. Ощущения, конечно, отвратительные — когда с твоей распухшей ноги стаскивают наконец обувь, то кажется, будто вся ступня истыкана острыми иголками. Но зато, братцы, эта «окопная ступня» обеспечила мне ровно девяносто дней в госпитале в Северной Африке. В настоящем чистом военном госпитале с белыми медсестрами! Вот так-то, братцы! — Вспоминая дни, проведенные в госпитале, он закатил глаза от восторга.

— А как насчет вставной челюсти? — проронил бледный веснушчатый пехотинец. — Я слышал, что тех, кто по каким-либо причинам потеряет свою вставную челюсть, отправляют в тыл, чтобы там ему сделали новую.

— То, что ты слышал, солдат, — это какая-то чепуха, — авторитетно буркнул сержант. — Как ты думаешь, для чего ты находишься здесь — для того, чтобы стрелять фрицев из своего «гаранда» [53] M1 Garand, американская самозарядная винтовка времен Второй мировой войны. — Прим. ред. или чтобы грызть их зубами?!

— Господи, парни, ну что за чепуху вы тут все мелете?— проронил пожилой штаб-сержант, жевавший сигару. — Заработать себе медаль «Пурпурное сердце», получить «окопную ступню», потерять гребаную вставную челюсть… Какой это все идиотизм! Ведь правда заключается в том, что нам на самом деле противостоят старые инвалиды со стеклянными глазами и деревянными ногами. Это все, что крауты смогли наскрести сейчас, чтобы заткнуть прорехи на фронте. — Он сплюнул на солому, устилавшую пол дота. — Это все, что у них есть на аахенском участке фронта.