Лео Кесслер - Щит дьявола

— Наступление частей 1-й пехотной дивизии начнется в пять утра завтра утром, — хрипло прошептал Вертхайм. Его глаза были опущены.

— Где? — выдохнул генерал Доннер.

Лейтенант замялся с ответом. Куно фон Доденбург в волнении подался вперед.

— Где начнется наступление 1-й пехотной дивизии? — рявкнул Доннер.

Вертхайм сглотнул комок, неожиданно появившийся у него в горле.

— В районе Ферлаутенхайде, — прошептал он так тихо, что его палачам пришлось наклонить к нему головы, чтобы расслышать, что он говорит им. — Это рядом с…

— Мы знаем, где находится город Ферлаутенхайде, — нетерпеливо бросил генерал Доннер. — Но какова основная цель 1-й пехотной дивизии в ходе наступления?

Американский офицер, лицо которого уже начало заплывать синим и багровым цветом, облизал окровавленные губы, словно хотел побороть желание ответить Доннеру. Генерал приблизил к нему свое безобразное лицо. В единственном живом глазу бригадефюрера засветилась неприкрытая угроза.

Наконец Вертхайм прошептал:

— Голгофа.

— Что, что? — подал вперед Куно фон Доденбург.

— Голгофа. Или высота 239. То самое место, где вы захватили меня в плен.

Куно с видом триумфатора повернулся к Доннеру.

— Ну конечно же, совершенно очевидно, что главной целью их наступления является эта высота. Она же господствует над всей окружающей местностью! И если части 1-й пехотной дивизии соединятся в этом месте с частями 30-й пехотной дивизии, которая наступает из района Римбурга, то они сразу перережут все наши пути снабжения. Это означает, что тогда они попросту возьмут всех защитников Аахена за горло. Падение города станет лишь вопросом времени.

Фон Доденбург повернулся к Шварцу, который неподвижным взором уставился на изуродованное лицо пленника.

— Штурмбаннфюрер, срочно поднимите по тревоге роту наших панцергренадеров. Пусть они выдвигаются на высоту 239 и усилят те войска, которые сейчас находятся там. Танки же «Вотана» мы пока оставим в резерве.

Шварц вскочил и прищелкнул каблуками, как образцовый служака.

— Слушаюсь, господин штандартенфюрер! — гаркнул он.

— Шульце, Матц может сидеть за рулем машины? — Куно повернулся к гамбуржцу. — Или его ранение в плечо слишком серьезно?

— Единственная вещь, которая может по-настоящему остановить Матца, господин штандартенфюрер, — произнес Шульце, довольный, что неприятные обязанности палача и пыточных дел мастера наконец-то закончились, — это бронебойный снаряд, если он попадет ему прямо в яйца.

Но фон Доденбург не был расположен шутить в эту минуту.

— Прекрасно. Тогда пойди и подготовь мой командирский танк. Мы отправимся на нем на высоту 239 вместе с ротой панцергренадеров. И проверь, чтобы танк был полностью укомплектован дымовыми гранатами и средствами постановки дымовой завесы. Я хочу — в случае, если американская пехота неожиданно окружит нас, — иметь возможность красиво удрать. Ты же видел, что сделала американская базука с нашим «кюбелем».

— Вам не стоит пугать меня всеми этими страшными подробностями, господин штандартенфюрер, — промолвил Шульце, в последний раз искоса посмотрев на мужчину, лицо которого он помог превратить в кровавое месиво. — Маленький сынок фрау Шульце отчаянно желает окончить эту войну целым и невредимым.

И, отсалютовав по всей форме своему командиру, он вышел из помещения. Мгновение спустя за ним последовал штурмбаннфюрер Шварц.

Куно фон Доденбург задумчиво закусил губу, обдумывая план предстоящих действий. Снизу уже начали доноситься свистки, звуки команд, торопливые приказания — закрученная им машина начала постепенно приходить в действие.

— Бригадефюрер, боюсь, мне потребуется больше сил, чем у меня есть сейчас, если это наступление 1-й пехотной дивизии на высоту 239 станет реальностью, — наконец произнес он. — Вы не могли бы отдать в мое распоряжение один из ваших батальонов, составленных из всяких недоделанных бедолаг, чтобы я мог задействовать его вместе со своим «Вотаном» на этом участке фронта?

Генерал Доннер отрицательно покачал головой:

— Нет, фон Доденбург, не могу. Вам придется довольствоваться тем, что у вас есть.

— Могу ли я пойти вымыться? — неожиданно вмешался в их беседу лейтенант Вертхайм.

Два офицера-эсэсовца повернулись на звук его голоса. Они почти забыли про своего американского пленника. Он так низко повесил голову, что они не могли рассмотреть отчаянной решимости, которая зажглась сейчас в его глазах.