Богдан Сушинский - Река убиенных

Когда на передовой наконец затихло, Штубер увидел солдат, которые поодиночке или небольшими группками, по два-три человека, отходили в сторону его окопов. Те, что еще оставались на передовой, продолжали постреливать, но лишь для того, чтобы замаскировать отступление батальона, а может, и целого полка, к берегу реки. Да, очевидно, полка, потому что левее их позиций появились точно такие же группки. Подразделения полка отбили атаку противника и теперь отходили на последний рубеж на этом, правом, берегу, чтобы соединиться с заслоном.

— Эй, лейтенант, не вздумай палить! — предупредил Штубера по телефону капитан Грошев. Полчаса назад связь с командиром дивизиона была налажена, однако это совершенно не радовало оберштурмфюрера.

— Даже по тем, кто бежит сам по себе, то есть дезертирует?

— Попытайся сдерживать их. Не давай этим странникам перебегать через твои окопы. Тут вот еще переправу наладили, так они сразу к ней хлынут. А должны оставаться с нами.

— Пристрелю каждого, кто окажется по ту сторону моего окопа, — холодно заверил Штубер.

— Только учти, что и им тоже терять нечего. В штыковую пойдут, чтобы прорваться. Хотя, что мы здесь способны удержать, если разобраться? И что здесь нужно удерживать? Я вас спрашиваю.

Последнюю группу возглавил старшина, принявший во время последнего боя командование над всем тем, что еще оставалось от роты. Двое бойцов трусцой бежали впереди старшины и все время оглядывались, опасаясь выстрелов в спину. А старшина шел медленно, устало переваливаясь с ноги на ногу, словно пахарь по свежевспаханной ниве. Он был без фуражки. На лице — маска из пыли и крови. Винтовка висела на груди, а немецкий автомат нес на плече, как дубинку.

Немцы уже заняли их окопы. Некоторые из вермахтовцев стояли на бруствере и кричали, даже улюлюкали вслед отходящим красноармейцам, но почему-то не стреляли — что казалось очень странным. Таким образом немцы демонстрировали то ли свое презрение к отступавшим, то ли жалость.

«А ведь они могли ворваться в наши окопы на плечах отступающих, — с досадой прокомментировал это зрелище оберштурмфюрер. — И уже через каких-нибудь полчаса выйти к реке. Ах да, этот неистребимый немецкий педантизм. Не было, видите ли, приказа преследовать противника, атакуя его вторую линию. А в штабе, очевидно, плохо представляют себе силы заслона. Разведка опять не сработала».

— Все, разъядренили нас, — еле выговорил старшина, оседая на бруствер прямо перед лейтенантом.

— Вижу, что разъядренили. Чем хвастаешься?

— Что ж вы, сукины дети, не подошли, не подсобили, если все видели…

— Что за тон, старшина?

— Да брось ты со своим тоном, сынок, — устало махнул рукой прибывший. Возраст его был таким, что он и в самом деле спокойно мог называть Штубера «сынком». — Ты вон посмотри, сколько нас отошло. И двадцати человек от роты не осталось.

— Успокойтесь, старшина, не одни вы отходите.

— Дык кому ж от этого легче? Разве что немчуре. Хотя им тоже в радость не будет.

— Представьтесь, старшина.

— А шо ж тут представляться? Конюхов. Старшина. Весь тут.

— Так вот что, «Конюх-старшина весь тут», соберите эти свои остатки роты и займите левый фланг. Вплоть до акации. И побыстрее. Окопы там только намечены. Работы до утра.

— Так, может, сразу отойти на левый берег Днестра, и уже там, усилив боевые порядки левобережных частей…

— Стратег ты, Конюх-старшина: «отойти, усилить». А эту землю оборонять по-твоему не нужно?

— Оборонять нужно там, где ее сподручнее оборонять, — тяжело вздохнул старшина. — Если бы этому еще и офицеров наших учили…

— Прекратить болтовню, старшина! Выполнять приказ. И спускайтесь в окоп, что вы на бруствере мишените?

Старшина обиженно покряхтел и испепеляюще посмотрел на лейтенанта.

— Ну, воюем, землячки хреновы, ну воюем… — посокрушался он и тяжело, почти по-стариковски, опираясь кулаком о бруствер, поднялся. — Неужели ж ни одного мудрого генерала-маршала в этом войске не осталось? Как стадо гонят нас. От самой границы по Пруту. Ну, землячки хреновы…

Штубер посмотрел на часы. «Сейчас у них там будет ужин, — сглотнул он слюну. — Грошев тоже обещал, что кухня подъедет. Но когда это будет, «землячки хреновы»? У вермахта ужин, поэтому до темноты атаки не будет. Ночью тоже не пойдут. Значит, к реке выйдут с восходом солнца. Чтобы в тот же день, не теряя людей под огнем русских батарей, форсировать. Все рассчитано».