Джурица Лабович - Грозные годы

— Опять ты за свое, ненормальный?! Ну давай, трепись дальше! — выдохнул пулеметчик, потеряв всякое желание продолжать беседу.

— Пусть я ненормальный! — бросил Чутурило. — А ты возвращайся в отряд и скажи им, что я сумасшедший, но прошу тебя об одном: скажи Казимиру, чтобы он вытащил меня отсюда, потому что в таком настроении я могу все что угодно и здесь натворить. Скажи, что я хочу вернуться в отряд, причем сегодня же. Я не хочу, чтобы наступление продолжалось без меня, хотя и не доживу до победы. Так ему и передай.

На последние слова взводного Загора ничего не ответил. Он холодно простился с Чутурило и поспешно вышел. Вскочив на лошадь, он галопом погнал ее по каменистым тропинкам. Прискакав в отряд, злой, вспотевший и усталый, он на все вопросы бойцов только отмахивался.

В тот вечер у лагерного костра командир отряда Казимир проводил внеочередное собрание. На повестке дня был всего-навсего один вопрос: Чутурило и его усы. Пулеметчик Загора получил задание подробно сообщить о состоянии взводного Чутурило и рассказать бойцам о его последних выходках.

Нужно сразу признать, что Загора исключительно серьезно отнесся к этому заданию. Он все рассказал партизанам о поведении взводного Чутурило во время последнего боя, очень подробно объяснил им все его странные и никому не понятные выходки и потом высказал свое собственное мнение.

— Мне кажется, — заключил он, — что Чутурило не псих в полном смысле слова. Он откалывает эти номера из упрямства, я уверен. Втемяшилось ему, черт возьми, отомстить начальнику санитарной службы, и не чем-нибудь а своей смертью, и будьте уверены, он не отступит от этого. Вопрос сейчас состоит в том, можно ли ему вообще помочь. Я сделал все, что было в моих силах, и большего сделать не смогу.

Такими словами он закончил свое выступление и, устало опустившись на землю у костра, принялся есть похлебку из алюминиевой миски.

После этого еще почти целый час партизаны вели оживленную дискуссию об усах взводного Чутурило. Одни были за то, чтобы задержать взводного в медпункте, другие выступали за строгое наказание, а третьи перечисляли его последние подвиги и просили это учесть. Противоречивые мнения не позволили им прийти к какому-то общему решению. Договорились все же передать это на рассмотрение в штаб бригады.

— Пусть там и решат это дело.

Собрание закончилось только в полночь, но бойцы никак не могли успокоиться.

— Его там накажут так, что он долго будет помнить!

— Могут наказать, а могут и наградить, почему бы нет? Он не совершил никакого криминального поступка. А его героизм никуда не денешь, он налицо.

— Как же он надоел со своими глупостями из-за этих усов!

— Это так, но согласитесь, что подобных случаев в истории, насколько мне помнится, еще не было, — проговорил один из бойцов. — Когда это, спрашиваю я вас, кто-то кому-то насильно сбривал усы? Слыхали вы или читали о чем-нибудь таком?

— Но ведь это армия, и был приказ...

— Надо было отнестись к нему с большим пониманием и не давить на него так грубо. Человеческое достоинство — это не мелочь. Может быть, взводный именно этим и обижен, откуда ты знаешь?

— Да что ты? Значит, ты не возражаешь против его проделок?

— Я так не говорю. Я сказал только, что это не такие уж мелочи.

Вскоре бойцы улеглись под деревьями, накрылись с головами шинелями и одеялами и замолчали. Лагерь быстро погрузился в сон.

Едва наступило утро и повар Теодосий зажег костры под котлами, как из-под покрытых росой веток бука выскочил пулеметчик Загора и заорал как одержимый:

— Товарищи, придумал! Я нашел решение. Быстрей все сюда!

Повар Теодосий вытаращил на него глаза, отложил половник и машинально перекрестился:

— И этот свихнулся!

Партизаны, лежавшие вблизи опушки, подняли в недоумении головы.

— Ну, это уж слишком! И поспать не дадут спокойно! Эти усы у нас уже поперек горла встали.

— Черт его дернул проснуться так рано! Успокойте его как-нибудь в конце концов!

Но пулеметчика ничто не могло остановить; он продолжал прыгать и кричать, как будто сделал великое открытие:

— Недаром я столько дней и ночей провел без сна! Я знал, что решение где-то близко, но только не мог сразу до него додуматься! Сейчас все в порядке — мы спасены!

Когда партизаны собрались вокруг него, сердитые и сонные, он обратился к ним сразу же по существу дела:

— Вот, значит, что я вам хотел сказать. Усы взводного Чутурило нужно взять под государственную охрану — и вопрос будет решен Как только это сделают, взводный поймет, что его усы в безопасности, и успокоится. Он не будет больше искать ни минных полей, ни пуль, чтобы отравиться на тот свет. Подумайте только, он опять будет весел и спокоен, а мы освобождены от забот. Вы меня понимаете?