Богдан Сушинский: До последнего солдата

— Ага, один — и посреди фронта, — иронично добавил водитель. Ему уже было под пятьдесят, во всяком случае, усы его показались Андрею седоватыми. А говорил он с характерным украинским акцентом. Собственно, говорил он по-украински, только большинство слов произносил на русский манер, очевидно, считая, что этого вполне достаточно, чтобы любой русский понял его.

— И все же, почему без сопровождающего, без охраны?

— Это ж не меня спрашивать надо, — благодушно заметил водитель, — а командиров моих. Но коль уж меня спрашиваете, то скажу так: главное, что сам себе хозяин.

— Как же ты решился остановиться, святая твоя душа?

— Были бы вы немцами — уже шарахнули бы по кабинке и руль-баранка мне, крещенному. А не остановлюсь — свои же шарахнуть могут. От избытка, так сказать, чувств, как говорит наш взводный, но по скатам. А со скатами теперь… Дешевле собственную голову под пули подставить. Вам бы в тыл, наверно, нужно, товарищи «самолетчики».

— Да теперь уже — куда угодно.

— Я что-то про самолет слышал — значит, в тыл.

— А вы куда?

— Сказано ж было, товарищ капитан, что к фронту. Мои хлопцы, считай, уже даже за передовой, на том берегу, в тылу у немцев, руль-баранка им в руки. Как ворвались на плацдарм — хуторок там небольшой возле каменоломен, на каменистой косе, длинной и кривой, что тебе турецкий ятаган, — так и остались.

— Вклинились, значит, в оборону противника?

— Вклиниться-то они вклинились, а что дальше? Надо бы туда еще войска подбросить, но уже откуда-то из второго эшелона, из резервов, потому что нашим, считай, идти уже некому. Какими-то силами надо и на этом берегу оборону держать, а больше половины хлопцев полегло. Кто на берегу упал, тому еще повезло: хоть похоронили. А половина батальона, считай, в реке осталась. Правда, за плацдармом этим тоже наши, из второго эшелона перебросили, но силенок, видно, маловато, потому и наших пока ни вперед не гонят, ни назад не отводят, второй линией держат.

— Но связь-то, связь с этим берегом, со штабом полка, дивизии… у плацдармников ваших есть?

— Связь должна быть. Полковые пауки-связисты к самому берегу провод тянули, по долине маскировали, в землю вкапывали, а по дну — на грузилах. Плацдарм там: каждому второму героя давай — и то скажут, что пожадничал.

— Мрачную картинку рисуешь, сержант.

— Что уж я сейчас вам рисую, это одно. А вот что там, на плацдарме, происходит — это видеть надо. Правда, тут тоже только утром начнут разбираться, да линию фронта хоть какую-никакую выстраивать. Двое суток непрерывные бои шли, палили из всего, что способно стрелять. А немец сюда еще и авиации нагнал, словно под Сталинград.

— И под Сталинградом бывать тоже приходилось? — уважительно поинтересовался Андрей.

— Приходилось, но уже когда Паулюса, фельдмаршала ихнего, окружали. Так что вроде и был, а вроде и не был. Хотя после войны, за махрой да самогонкой, конечно же буду врать, что в самом пекле сталинградском был. Сталиградцы теперь даже среди фронтовиков в особом почете.

— Приврать, это уж как водится…

— Слушайте, капитан, — обращался водитель к Андрею то на «ты», то на «вы», — может, мне лучше остановить своего ишачка, и вы назад пойдете? По колее, неподалеку от леска, да аккурат к нашим? А не поспеете, на обратном пути подберу.

Беркут уже понял, что самое разумное было бы сойти и отправиться в обратный путь, колеи свежей держась. Но что-то продолжало удерживать его в этой теплой и такой немыслимо уютной кабинке.

— Ладно уж, коль сели, будем ехать, — рассудил он. — И вам спокойней, и нам надежно, что теперь уже не потеряемся.

— Ну, смотрите, капитан. На вашем месте, я бы все добровольно в это пекло не лез.

— Что вы знаете о пекле, сержант, за своим рулем-баранкой сидя? — вздохнул Беркут.

— Оно верно, в атаки нам ходить не приходится, а с другой стороны, сколько вон по обочинам дорог таких рулятников, как я, покоится. Тут уж кому где выпало пасть. Эй, ефрейтор, — тут же крикнул он, приоткрывая дверцу. — Душу себе и все прочее не отморозил?!

— Нет пока.

— Снежок вон какой ранний в этих краях предкарпатских. Там, под кабинкой, под брезентом, шинелька запасная, «ремонтная», как мы говорим. Так ты укройся, как у тещи под периной будешь.

— Порядок! Ты, главное, из колеи не вылезай.

— И брезентом укройся, руль-баранка, тогда уж точно теплым довезу! А ведь не ушел, — довольно ухмыльнулся водитель, закрывая дверцу. — Сидит. Поближе к командиру.

— Просто побоялся возвращаться один этим страшным полем.