Глеб Булатов - Степь в крови

– Дима! – в комнату, сотрясая дверной косяк, ворвался Минин. – Нет там воды! Зато есть добрый колун! – Минин со свистом рассек воздух огромным топором и вонзил его острие в пол. – Может, прямо так кончим гада?!

– Нет, что ты! Ведь Петр Иванович наш друг, он готов поведать нам преинтересную историю о том, как продал посольство генерала Алмазова? Разве ж можно расставаться с таким человеком?

Минин стоял у входа, грозно скрестив руки на могучей груди и едва сдерживая смех. Зетлинг склонился над несчастной жертвой и сдавливал его плечо. Михнова била дрожь, его глаза бегали по пыльным стенам слабо освещенной комнаты в отчаянном поиске спасения. Ему было больно и страшно.

– Что? Будешь отвечать на вопросы?

– Д-да. Буду, – простонал Михнов.

– Тогда расскажи-ка нам, как ты собирал корреспонденцию для посольства и кто об этом знал.

– Письма… Там были письма, – Михнов вздохнул и пытался взять себя в руки. – Они собирались в штабах воинских подразделений и поступали ко мне. Я их должен был хранить и отправить в Сибирь, в армию Колчака.

– Что это были за письма?

– Я не читал их. Но в основном письма офицеров семьям, или наоборот. Дружеская переписка…

– Много их было?

– Несколько сотен.

– И каким же путем вы намеревались доставить их в Сибирь?

– Обыкновенно их перевозили английские суда через Атлантику, Тихий океан на Дальний Восток. Так делалось всегда. Но… – Михнов обреченно поник головой, – в конце марта, я не помню точной даты, ко мне пришел полковник Вершинский и забрал всю корреспонденцию. Он сказал, что отправит ее сам, с посольством через Каспий. Я… я отдал ему…

– И письмо Деникина тоже?

– Какого Деникина?

– Генерала Деникина! – рявкнул Минин, так что Михнов подскочил на стуле. – Генерала Антона Ивановича Деникина, командующего Вооруженными силами Юга России!

– Я ничего про… это не знаю…

– Не лгать! – Минин наотмашь ударил кулаком по стене.

– То есть… – Михнов осекся. – Я, конечно, слышал про письмо генерала. Теперь все об этом говорят. Но я его не держал в руках. Я думаю, генерал отдал письмо полковнику Вершинскому или самому Алмазову…

– Логично, – Зетлинг подошел к окну и оперся кулаками о подоконник. – Полковнику Вершинскому… Михнов!

– Да.

– Что вы знали о маршруте посольства, его составе и времени отправления?

– Ничего.

– Так, – Зетлинг в задумчивости провел ладонью по подбородку. – Михнов, у вас есть дети?

– Да, две дочери, шестнадцати и тринадцати лет, Люба и Аня.

– А жена?

– И жена, мы двадцать лет вместе.

– А где вы служили до революции?

– В министерстве юстиции, в канцелярии, потом и у Керенского, потом ушел, меня выгнали из квартиры в Петербурге, в Петрограде, и мы бежали сюда.

– Ваша семья в Новочеркасске?

– Да, мы снимаем комнаты у купца Никишина… небольшие, но уютные… мы никого не трогаем, живем своей жизнью… я ничего дурного не делал… правда! – он обернулся и заискивающе заглянул в глаза Минину.

– Ладно, Михнов, идите. Но о нашем разговоре никому ни слова. Ясно?

– Конечно! Как прикажете-с!

Михнов неуклюже поднялся, боязливо прошмыгнул рядом с Мининым и скрылся за захлопнувшейся дверью.

– Нет, Саша, не он. Нет смысла. Он глуп и труслив, но не он. Хотя Вершинский неспроста прислал его первым. Господин полковник подозревает именно Михнова.

– Хотя должен знать, что Михнов не держал в руках письмо Деникина и ничего не знал о маршруте посольства. Предатель должен был идти с посольством.

– Предатель должен был внедриться в посольство.

– Тишевский?

– Скоро узнаем. Комедия только начинается.

Пользуясь заминкой, во время которой храбрый есаул Куцеба пробирался по внутреннему двору штаба войск к слабо освещенным окнам флигеля, а Зетлинг лелеял надежду вскоре разрешить загадку, мы с вами, любезный читатель, перенесемся в дальний конец города. Здесь, на размытой обильным половодьем улочке, в ближайшей к железнодорожному разъезду хате было тепло и накурено.

В низкой и тщательно прибранной горнице горели свечи и был накрыт стол. С ленивыми варениками, галушками и сметаной на столе соседствовала большая пузатая бутыль мутного самогона. Дверь в комнату отворилась, и из сеней вошел мужчина. Он был молод, одет просто и имел вид интеллигента. Русые волосы были тщательно уложены, рыжеватая борода острижена и вычесана. Ему, должно быть, не минуло еще и тридцати, но избороздившие лоб морщины и особенная сдержанность в движениях выдавали нелегкий груз прожитого за спиной. Он сел за стол, движением опытного человека выпил стакан самогону, крякнул и закурил. Так прошло несколько минут. Но вскоре дверь открылась вновь, и в комнату вошли юноша и барышня. Юноша был худ, почти мальчик, потрепанный сюртук, сбитые штиблеты – все выдавало в нем бедного казеннокоштного студента. Барышня была некрасива. Черты ее были серы и невзрачны. Впрочем, не имея видимых изъянов, она, при благоприятных обстоятельствах, могла иметь успех.