Иван Золотарь - Записки десантника. Повесть

Гитлеровцы устроили засаду, но прошло минут десять, а никто в цех не приходил. Тогда они стали обыскивать весь цех, заглядывали в кабины и под кузова автомашин, в танки, но Артура так и не нашли. Он выбрался во двор через снарядную пробоину в стене и вскоре был уже на «батареях» вместе с женой Павла Антоновича и ее маленькой дочуркой Аллочкой. Они повстречались с Николаем и все вместе добрались до Палика. И как раз в тот момент в бригаду прибыл из-за линии фронта сам Жукович.

- Вот это, можно сказать, была встреча! - воскликнул Рудак.

«Еще бы! - представил я себе эту картину. - Мог ли Павел Антонович думать, вылетая из Москвы в партизанскую зону, что здесь, в Паликовском лесу, он найдет свою семью!»

- А три боевых друга так с тех пор и находятся вместе?

- Да, с тех пор они больше уже не разлучались. В первый же свой поход в Борисов установили через Люсю связь с военнопленными.

- С какими военнопленными?

- А с теми, что вместе с Артуром работали на заводе. Передали им мины, и в ту же ночь завод взлетел на воздух.

- Ну, а выяснили вы, кто все же выдал гестапо Николая и Артура?

Рудак не успел ответить. Нам навстречу шел, слегка пошатываясь, командир шестого отряда Захаров.

Мы пробыли в шестом отряде недолго, и уходил я оттуда с тяжелым чувством. Захаров был явно под хмельком, и ни о каком деловом разговоре с ним не могло быть и речи. Многие партизаны слонялись без дела, кое-кто даже спал под сосной. Наш приход несколько расшевелил людей. Партизаны расспрашивали меня о Москве, о жизни на Большой земле, о положении на фронтах.

Судя по тому, с каким оживлением они разговаривали с нами, чувствовалось, что они истосковались по живому делу и царившее в отряде спокойствие не удовлетворяло их.

- Да, слабовата дисциплинка в отряде Захарова, - сказал Рудак, угадывая мои мысли. - Ведь вот кадровый офицер, хороший артиллерист, а людей воспитывать не умеет.

- А по-моему, он и сам-то собой руководить не умеет. Откуда он?

- Из окруженцев.

- Хорошо проверен?

- К винишку слаб, а в остальном ничего плохого за ним не замечалось.

- Ничего плохого! А что он пьянствует и людей распустил, это, по-твоему, как?

- За это мы его не раз на командирских совещаниях пропесочивали. Все клянется, что исправится. И действительно, после таких встрясок он некоторое время ведет себя хорошо, а потом, глядишь, опять сорвется.

- Зря вы нянчитесь с ним.

- Я, признаться, и сам к нему особых симпатий не питаю, - признался Рудак, - но сомневаться в том, что он наш человек, нет никаких оснований. Снимать же его с должности только за то, что он кое-когда выпивает, штаб не решается.

- А ты не допускаешь мысли, что он вражеский агент?

- Полностью отвергать такую возможность я, конечно, не могу. Однако есть некоторые серьезные данные, говорящие в пользу Захарова.

- Какие?

- А вот дослушайте мой рассказ о борисовчанах, тогда для вас станет все ясно.

Рудак легко пробежал по встретившейся нам на пути небольшой кладке, подождал, пока и я перейду ее, и начал свой рассказ.

- Помните, в записках Николая встречается фамилия Вербицкой?

- Это той, что приютила дочь расстрелянной гестаповцами Шершневой?

- Вот, вот, той самой. Вербицкая вначале была нашей связной, потом бежала из города и стала у нас старшей поварихой штабной кухни. В феврале этого года появился у нас еще один повар, и вот как он к нам попал.

Группа Качана выводила из Борисова семерых бежавших из лагеря военнопленных. По дороге, у военного городка Ледище, она неожиданно нарвалась на вражескую засаду. Завязалась перестрелка. Нашим разведчикам пришлось худо. Им угрожала гибель. Вдруг по гитлеровцам кто-то открыл стрельбу с фланга. Воспользовавшись замешательством врага, разведчики и военнопленные бросились вперед, проскочили засаду и, не останавливаясь, стали уходить. В этот момент из сосняка выбежал коренастый усатый человек с обрезом в руках и с пулеметной лентой крест-накрест на груди - тот самый, что выручил разведчиков из беды своим огнем с фланга.

«Ты кто, партизан?» - спросил его Борис. «Нет, - отвечает, - военнопленный, Петров по фамилии. Работал на асфальтовом заводе. Бежал. Несколько дней скрывался в Борисове у одного старичка, он и снабдил меня вот этим оружием; продуктов на дорогу дал и показал, в какой стороне искать партизан. Не бросайте меня, братцы. Два дня блуждал по лесам, измучился».

Рудак помолчал, видимо вспоминая подробности.

- Ну так вот, привели ребята этого усача. Я стал его, как обычно, опрашивать. Он сказал, что до войны работал шеф-поваром в Ленинграде, потом был призван в армию и попал на фронт. Раненного, его схватили немцы, и в течение года он находился в разных лагерях для военнопленных… Поселили мы его в землянке комендантского взвода. Дня через два я спросил Аникушина, как ведет себя Петров. «Хорошо, - говорит, - одно только странно: никогда не расстается с пулеметной лептой. Даже спать ложится, не снимая ее».